Олимпийские тигры

— Я теперь что? Ничего не могу?

— Ничего! — сказала Надя. — Ты теперь все должен делать так, как будто тебе вообще не дотянуться… Понимаешь?

Бабушка понесла на кухню выбрасывать завядшие цветы. Антон посмотрел ей вслед и нехотя согласился:

— Ну, ладно… А чего ты пришла?

— У меня план… — сказала Надя. — Нужно сегодня Ларионова от тренировки отвлечь.

— Попробуйте! — Антон засмеялся, взял расческу и принялся старательно перед зеркалом укладывать челку.

— В кино его затянем?

Антон пожал плечами.

Звонок раздался оглушительный. «Ну и утречко», — обреченно вздохнул Гена и пошел открывать. На лестничной площадке стояла Надя.

— Привет! — Она почему-то недоверчиво смотрела на Гену, а у того внутри просто все замерло. Сейчас опять что-нибудь будет! Не могло же как-нибудь иначе развиваться это странное утро. Но Надя сказала просто:

— Привет!

У Гены было такое впечатление, как будто она его зачем-то разглядывает.

— Ты проходи…

— Я на минутку…

— Нет, проходи… Слушай, это ты все придумала?

— Что я придумала? — испуганно спросила Надя. — Кто сказал?

— Весь двор говорит. Все говорят.

— Как? — упавшим голосом проговорила Надя. — Уже весь двор?

— Ну да, так и говорят — Надя придумала свои олимпийские!

— Ах, олимпийские! — очень обрадовалась Надя. — Ну, конечно, я, ну, и Лена еще, и Капитончик, и Филимонов тоже…

— И молчите?!

— Да что ты! — Надя всплеснула руками. — Ты только подумай: где нам их проводить? У нас спортплощадка маленькая! Надо на стадион идти, директора упрашивать, а как тут без твоего авторитета обойдешься? Только ты…

— А что? Это мысль! Я сейчас на тренировку, вот вместе и зайдем…

— Конечно! — беспечно согласилась Надя. — Только сначала в кино. Надо же отдохнуть. Ты же живой человек, тебе отдыхать тоже надо! Там внизу Лена и Филимонов дожидаются…

— Культпоход, значит… Ну, ладно, нам по пути. — Гена сунул Наде в руки шест. — Подожди меня тут…

Шест загородил лестничную площадку, как шлагбаум.

— Что такое? — женским голосом сказал сосед Иван Иванович, владелец новой «Волги», спускаясь сверху с мотком тонкого шланга. — Не пройдешь… Нигде не пройдешь!

Надя подняла шест, и Иван Иванович, пыхтя, как паровоз, прошагал мимо, прогудев снизу что-то похожее на «у-у-у…»

Остап сидел в углу двора на камне и рассматривал два бамбуковых колена от пятиколенной удочки — из них, пожалуй, вполне может получиться шест. После утреннего похода в магазин Гена всегда теперь здоровался с ними, как с приятелями, а вчера вечером пообещал показать, как полагается прыгать. Оставалось только изобрести шест, который подходил бы им с Женькой по росту.

Недалеко от Остапа на скамейке Леня Толкалин возился со своим киноаппаратом, потом куда-то исчез, но скоро появился с кипой газет под мышкой.

— Топай сюда! — сказал он Остапу. — Давай поскорей…

Остап подошел.

— Вот, — сказал Леня. — Видал? — и развернул одну газету.

Остап присмотрелся — на снимке был изображен какой-то высокий человек, а рядом с ним…

— Ларионов! — обрадованно воскликнул Остап.

— Тише ты, чего кричишь! Автограф хочешь?

— Какой автограф?

— Ну, хочешь, чтобы на этой газете сам Ларионов тебе на память расписался? Смотри, через пару лет этому автографу цены не будет! Ты ему протянешь газету, — терпеливо объяснял Леня, — и скажешь одно только слово: автограф! Понял? А все остальное он сам сделает… Сообразил?

— Сообразил…

— Ну, и других своих пацанов волоки. Я им за это мороженого куплю. Сообразил?

— А зачем это?

— Как зачем? — изумился Леня. — Я еще о вас забочусь, вам приятное сделать хочу, а он спрашивает! Ребенок! И автограф, понимаешь, и мороженое, а он — зачем…

— Хороший фильм, — вздохнула Лена.

Они стояли возле щита с афишей, на которой по снегу полз человек, а руки у него были чем-то замотаны.

— Нестареющий… — сказала Надя. — Человек преодолевает смерть — эта тема никогда не устареет. Тебе полезно посмотреть…

— Я уже видел.

— Когда?

— В первом классе… — сказал Гена.

— Тоже мне, в первом! Что ты тогда понимал! — возмутилась Надя. — Тебе для воспитания воли такой пример нужен!

Филимонов на все это взирал молча.

Гена не замечал, что за деревом стоит Толкалин с киноаппаратом, а чуть подальше от него — малышня с газетами. Гена не заметил, как Леня махнул рукой. И малыши, весело размахивая газетами, помчались со смехом и визгом, окружили Гену, крича:

— Ахтограф, ахтограф!

Остап взял Гену за локоть и попросил негромко:

— Автограф, пожалуйста…

— Но я… Но… у меня ручки нет! — обрадованно выпалил Гена, оглядываясь на Надю.

— У меня есть… — Надя с готовностью протянула ему ручку. — Стыдно, Гена!

— Конечно! — вскричал Ларионов. — Я же говорю!

— Стыдно, — повторила Надя. — Не тебе стыдно, а за тебя стыдно. У тебя автограф просят, а ты отказываешься! Привыкай!

Надя подала ему свою пухлую папку, Лена с готовностью подставила плечо, Гена виновато посмотрел на Антона и торопливо расписался на всех газетах. Толкалин старательно снял эту сцену. Объектив его проследовал за малышами, которые, ликующе вопя и размахивая газетами, мчались теперь к белому ларьку с мороженым.

— Ну, вот… — вздохнул Ларионов, — теперь я совсем опоздал…