Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Эта поразительная эволюция в творчестве Гюго началась после торжественных "Од". Когда вышли в свет "Оды и баллады" (1826), Ламартин написал ему из Флоренции: "Хочу по-дружески еще раз дать вам суровый совет: не стремитесь к оригинальности! Подумайте хорошенько, прав я или нет: ведь это игра ума, а не то, что вам надо..." "Глобус" - умный и серьезный журнал - не очень благосклонно относился к Виктору Гюго. Этот либеральный орган печати, призывавший к международным культурным связям, раздражала, а иногда и возмущала "Французская Муза" и ее салонный католицизм. Однако редактора журнала, Поля-Франсуа Дюбуа, преподавателя литературы и журналиста, человека властного и даже гневливого, однажды затащили на улицу Вожирар к "ангелу Виктору", как говорила Софи Гэ, и Дюбуа потом признался, что его очаровала молодая чета Гюго: "В скромной квартирке над столярной мастерской я увидел в крошечной гостиной молодого поэта и молодую мать, баюкавшую свою малютку дочь, учившую ее складывать молитвенно ручонки перед гравюрами рафаэлевских мадонн с младенцами Иисусами. Эта наивная, искренняя, хотя и немножко театральная сцена растрогала и восхитила меня..." Гюго, со своей стороны, заверил редактора "Глобуса" в своей симпатии к нему: "За те немногие часы, которые я провел подле вас, вы внушили мне чувство истинной дружбы..."

Когда "Оды и баллады" вышли в свет, Дюбуа, сохранивший нежные воспоминания о "святом семействе" с улицы Вожирар, передал книгу своему бывшему ученику в Бурбонском коллеже Шарлю-Огюстену Сент-Беву, который вел отдел литературной критики в "Глобусе", и сказал ему: "Вот стихи молодого варвара Виктора Гюго, у которого есть талант... Я с ним знаком, и мы иногда встречаемся". Сент-Бев написал большой и похвальный отзыв, но разумно предостерегал в нем автора от крайностей: "В поэзии, как, впрочем, и в другом, ничего нет опаснее, как чрезмерная сила; если ее не укрощать, она может наделать много вреда; из-за нее то, что было оригинальным и новым, вполне способно сделаться странным; яркий контраст перерождается в жеманную антитезу; автор стремится к изяществу и простоте, а приходит к слащавости и упрощенности, он ищет героическое, а встречает гигантское; если же он когда-нибудь попытается изобразить гигантское, ему не избежать ребячливости..."

Критик был еще моложе поэта (младше его на два года), но он обладал широким образованием, чутьем к оттенкам и был одним из самых проницательных умов своего времени. Он отличался также врожденной тонкостью вкуса, верностью суждений. Остатки религиозности боролись в нем с реалистическим и скептическим духом, развившимся благодаря научным занятиям. Этот лирик и позитивист страстно мечтал о счастье, о любви и страдал, думая, что он не может внушить любовь. Внутренняя жизнь занимала его больше, чем живописность фразы. В своей статье он восхищался "пламенным стилем Гюго, его красочными образами, нежданными их переходами, гармонией его стиха", но из всех "Од и баллад" больше всего хвалил он те немногие стихотворения, в которых Виктор Гюго, возвышаясь над виртуозностью, изливал чувства, поднимавшиеся из глубины его души. "Постарайтесь вообразить себе самые чистые часы любви, самую целомудренную нежность в браке, самое священное слияние душ перед взором господа, словом, вообразите в мечтах наслаждения страсти, похищенной с небес, слетевшие к нам на крылах молитвы, и все ваши мечты осуществит да еще и превзойдет поэт Гюго в стихотворениях, которым он дал прелестные названия: "Еще раз о тебе" и "Ее имя". Цитировать их - это значит омрачить их целомудренную тонкость чувства". Действительно, это были задушевные стихи, проникнутые нежной лиричностью.

Люблю и чту тебя, как высшее созданье,

Как предков правнуки благоговейно чтут,

Как любит брат сестру, что делит с ним страданья,

А старики - внучат, которые к ним льнут.

Я так люблю тебя, что слезы умиленья

Текут из глаз моих при имени твоем...

[Виктор Гюго, "Еще раз о тебе" ("Оды и баллады")]

Легко понять, как радовались молодые супруги, читая 2 января 1827 года эти похвалы стихам, дорогим для них, появившиеся в обычно суровом журнале. Их не огорчили некоторые оговорки критика, - общий тон статьи был благожелательный и даже почтительный; Гете, прочитав ее, не ошибся в своем суждении - 4 января он сказал Эккерману: "Виктор Гюго - истинный талант, на который оказала влияние немецкая литература. Его юность была, к несчастью, ущемлена в поэзии педантизмом лагеря классицистов, а теперь, извольте-ка, даже "Глобус" за него, - стало быть, он победил". Гений распознал гения.

Статья в "Глобусе" была подписана инициалами - С.Б. Виктор Гюго написал редактору журнала, господину Дюбуа, два письма - в первом спрашивал, кто такой этот С.Б., а во втором благодарил его.

Виктор Гюго - Полю-Франсуа Дюбуа, 4 января 1827 года: