Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Как безвозвратно все уносится забвеньем,
Природы ясный лик изменчив без конца,
И как она легко своим прикосновеньем
Рвет узы тайные, связавшие сердца!..

Пройдут другие там, где мы бродили ране,
Настал других черед, а нам не суждено.
Наш вдохновенный сон, и мысли, и желанья
Дано продолжить им, но кончить не дано…

Ну что ж, забудьте нас, и дом, и сад, и поле,
Пусть зарастет травой покинутый порог,
Журчите, родники, и, птицы, пойте вволю,
Вы можете забыть, но я забыть не мог!

Вы образ прошлого, любви воспоминанья,
Оазис для того, кто шел издалека.
Здесь мы делили с ней и слезы и признанья,
И здесь в моей руке была ее рука…

Все страсти с возрастом уходят неизбежно,
Иная с маскою, а та сжимая нож
Как пестрая толпа актеров безмятежно
Уходит с песнями, их больше не вернешь[95].

В этих строках поэт бросает вызов времени. Желая сильнее поразить воображение читателей, Гюго воплотил свой замысел в самых бесхитростных картинах природы, в самых безыскусных воспоминаниях. «Озеро» — прекрасное стихотворение Ламартина, поэма Гюго имела не меньше достоинств. Жюльетта переписывала ее и в простоте душевной называла ее «стихами, где говорится о наших прежних прогулках», и, впервые за долгое время, не выразила должного восхищения этим великолепным подарком, который Гюго ей преподнес. Возможно, она не испытала особой радости, видя, что он называет минувшим то, что в ее глазах было вечностью. Жюльетта только просила его вернуться с ней в милую ее сердцу долину, так как была уверена, что ей легче, чем ему, удастся отыскать те уголки, где они были счастливы. О женщины, как любит точность ваш практический ум! Вы им толкуете о вечности, а они вам о топографии.

Как и Жюльетта, критики не признавали тогда совершенства творения, брошенного им к ее ногам с царственной щедростью. В своей статье о «Внутренних голосах» Гюстав Планш утверждал, что лирическая поэзия Гюго является скорее игрою слов ради слов, чем художественным средством выражения мысли, что автору, хотя он «пользуется цезурой и рифмой с мастерством искусного тактика», не удается показать «живых людей рода человеческого». Планш признавал, что в «Осенних листьях» поэт на время отказался от виртуозности ради большей искренности в передаче чувств, но, как утверждал критик, Гюго затем вновь вернулся к праздному суесловию.

«Олимпио» вызвал раздражение у Планша: «Нам очень жаль, но самое имя Олимпио — совершеннейшая нелепость. Нетрудно, впрочем, догадаться, что побудило господина Гюго придумать сию несуразность. Очевидно, в его мыслях представление о собственной особе связано с образом Юпитера Олимпийского… Понимая, что заявить: „Я самый выдающийся человек века“ было бы дурным тоном, господин Гюго взгромождается на трон и нарекает себя Олимпио…» И далее: «Господин Гюго утратил ясность ума, ибо обнаружил в себе и жреца и алтарь; он основал новую религию, которую я предлагаю назвать самообожествлением…» Короче говоря, критик ставил Гюго в вину то, что за пышностью образов он якобы прячет отсутствие мысли и, по непомерному тщеславию, замыкается в гордом одиночестве: «Если изучение книг и людей не поможет ему согреть свою поэзию тем человеческим теплом, которого ей недостает, он оставит по себе только славу человека, научившего своих современников обращению с инструментом, музыки для которого он не написал…» Поистине ненависть мешает видеть прекрасное.

Пятого марта 1837 года скончался несчастный Эжен Гюго. В начале душевной болезни разум его временами прояснялся. Фонтане случайно встретил его при посещении приюта для умалишенных в Сен-Морисе.

3 апреля 1832 года:

«Еду в Шарантон… Двор отделения буйнопомешанных… Брат Виктора. Он встает, вспоминает о поэзии, о премии, которой был удостоен в Тулузе…»

Затем бедняга окончательно лишился рассудка и памяти. Братья навещали его, но редко, потому что до Сен-Мориса (Шарантон) было неблизко, вырваться из Парижа было нелегко, а врачи не отличались словоохотливостью. Виктора никогда не оставляло чувство вины перед братом, заживо погребенным в каменном склепе. Чтобы умилостивить докучливую тень, он совершил своего рода жертвенное возлияние, сочинив стихотворение «Эжену, виконту Г…»: