Олимпионик из Ольвии. «Привидения» острова Кермек (сборник)

– На Агоре обычно проводятся народные собрания. Здесь запросто может поместиться всё население Ольвии, – не без гордости разъяснил Тимон. – Имеется в виду мужское население: женщины, а тем более дети, участия в народных собраниях не принимают. В обычные же дни площадь служит главным торговым центром города. Идём-ка поближе, – там есть на что посмотреть.

– А сладостями тут торгуют? – как бы невзначай спросил Плавт.

– Со сладостями придётся повременить. Едой торгуют на других рынках. Здесь иной товар.

Несмотря на обычный будничный день, на Агоре было довольно многолюдно. Плавт, во всяком случае, такое скопище народа видел впервые, и от непривычки ему стало как-то не по себе. Тимон, наоборот, чувствовал здесь себя, как рыба в воде.

На самой площади то тут, то там стояли кучками ольвиополиты и оживлённо обсуждали городские новости, а также новости и слухи, дошедшие из Эллады и соседних полисов[65]. То и дело встречались люди в диковинной чужеземной одежде, и слышалась чужая непонятная речь: то скрипучая, то гортанная, то шипящая. Больше всего народу толпилось, конечно, у торговых лавок. Присоединились к ним и Тимон с Плавтом.

И чего только не увидел в этих лавках Плавт! У него просто глаза разбегались от изобилия и разнообразия товаров. Были здесь и различные инструменты для землепашцев, ткачей, столяров, плотников, кузнецов, рыбаков, и всевозможные, какие только душа пожелает, светильники, и на любой, самый изысканный вкус, женские украшения, и терракотовые статуэтки – крошечные и довольно внушительных размеров, однотонные и раскрашенные.

А что уж тканей!.. Плавт даже подумать не мог, что на свете существует такое разнообразие расцветок. Лавка с развешанными в ней афинскими тканями была похожа на сказочную, пёстро раскрашенную коробку. Хотя посещение ольвийскими женщинами агоры не поощрялось (почти все покупки делали их отцы, мужья или рабы), у этой лавки можно было увидеть и женщин. Правда, в сопровождении рабов, которые зорко следили за тем, чтобы какой мужчина не заговорил с их госпожой.

Постояли мальчишки и у мебельной лавки, где продавались украшенные тонкой резьбой и инкрустацией сундуки, столы, дифромы[66] и дроносы[67].

На лавку с заморскими винами, привезёнными с Хиоса[68], из Фракии[69] и Аттики[70], хотя и там народу было достаточно, ребята почти не обратили внимания.

Зато у внушительной по размерам лавки с гончарной посудой, доставленной из Афин, они топтались долго, терпеливо снося толчки и недовольные замечания покупателей. Здесь можно было стоять и смотреть бесконечно. Чего тут только не было! Огромные, в рост человека, пузатые пифосы для хранения зерна; не уступающие пифосам в высоте, и даже повыше их, изящные амфоры с двумя ручками – плоскодонные и остродонные; чуть поменьше пифосов и амфор – стамносы, бикфосы и мармиты; похожие на амфоры кадосы; кувшины с тремя ручками, которые назывались «гидрии»; очень удобные в дороге кофоны и бомбилиосы; лекифы и алабастры для хранения благовоний; кутерии для умывания; кратеры для смешивания вина с водой[71]. Там же была разнообразная кухонная утварь: кратериски, ойнохои, хусы, прохусы, котили, киафы, аски, фиалы, килики, пелики, скифосы, кантары, кархэсионы, ритоны. Были там и крохотные в сравнении с гидриями, а тем более с пифосами, узкогорлые арибаллы. Но удерживало Тимона и Плавта у этой лавки не столько многообразие продаваемой посуды, сколько великолепная роспись на большинстве этих изделий. Сюжеты росписей были самыми разнообразными. Преобладали сценки из жизни богов и героев: Зевса, Аполлона, Артемиды[72], Гефеста[73], Прометея[74], Персея[75], Ахилла[76], Ясона[77]. Немало было рисунков с изображением состязаний атлетов. Встречались росписи, взятые из жизни простых людей: крестьян, рыбаков, охотников, пастухов, ремесленников, музыкантов и танцовщиц. Но больше всего было росписей, рассказывавших о подвигах Геракла[78]. Все эти чудесные рисунки были искусно выполнены красным по чёрному фону и белым или чёрным по красному фону.

Дойдя до конца этого ряда, мальчишки оказались перед большим двухэтажным зданием, массивная дверь которого почти не закрывалась: в неё то и дело входили и выходили озабоченные люди.

– В этом здании у нас городская управа, здесь обитает всё городское начальство, разные там коллегии: архонтов, семи, девяти, агораномов, астиномов. Да ещё всякие писцы и конторщики. А вот это – гимнасий, – продолжал Тимон, подведя Плавта к соседнему, намного большему по занимаемой площади одноэтажному зданию с лепным изображением головы Медузы горгоны[79] на фронтоне. – Здесь эфебы и грамоте учатся, и атлетическими упражнениями занимаются. Для этого там имеется большой гимнастический зал. В гимнасии даже бани с горячей водой имеются. Чтобы вспотевшие после занятий ребята могли помыться.

– А это правда, что там занимаются одни мальчишки? – полюбопытствовал Плавт.

– Конечно, правда.

– А почему так? Разве девочкам не надо учиться?