Олимпионник из Артаксаты

Миновав ворота, жрецы ещё некоторое время шли прямо, пока не оказались перед центральным входом в Булевтерий, возвышающийся у южной стены Альтиды.

Огромное чрево Булевтерия без видимых усилий приняло жрецов, элланодиков, атлетов, представителей официальных посольств и греческих колоний. Двое стражников решительно преградили вход в здание всем остальным. Ведя лошадей под уздцы, рабы поставили колесницы справа и слева от больших деревянных ворот.

Лавина зрителей, находившаяся на территории Альтиды, вытекла из Римских ворот вслед за процессией и присоединилась к тем, кто стоял перед Булевтерием с раннего утра в надежде услышать слова священной клятвы — последнего ритуала перед состязаниями. Вскоре всё пространство перед Булевтерием заполнилось людьми. Было тихо, все молчали, остерегаясь, очевидно, гнева Зевса Хоркиоса и боясь помешать таинству клятвоприношения.

Войдя во внутренние помещения Булевтерия, Вараздат с интересом осмотрелся. Ему не приходилось бывать тут ранее. Резким контрастом с уличной жарой воспринималась царившая здесь прохлада. Стены и потолок приёмной были расписаны сценами из эллинской мифологии. Тщательность отделки, яркие краски, богатство сюжетов свидетельствовали о высоком мастерстве художников, выполнявших эту работу.

Миновав приёмную, процессия вышла во внутренний двор Булевтерия. Согласно традиции, клятву Зевсу Хоркиосу давали под открытым небом. Суровая каменная кладка стен и голубое небо над головой создавали чувство отрешённости от мирской суеты.

По знаку элланодиков, которые должны были принять торжественную присягу атлетов, вперёд выступили представители заморских колоний и официальных посольств. Они прошли в противоположный конец двора и заняли место справа и слева от большой статуи Зевса Хоркиоса. Выполненная из чёрного дерева, слоновой кости и золота, эта статуя намного уступала, конечно, по размерам и внушительности той, что находилась в храме Зевса в Альтиде. Но статуя Зевса Хоркиоса была, пожалуй, выразительнее. Ваятель изобразил Громовержца разгневанным. На его грозном лице горели всевидящие очи. Достаточно было любому из смертных поднять глаза на божество, как его взгляд встречался с пронзительным взором Громовержца, вне зависимости от того, на каком расстоянии от статуи он находился.

Впечатление неотвратимости наказания за нарушение клятвы усиливалось и самой позой Зевса, который не только пристально вглядывался в тех, кто присутствовал при клятвоприношении, но и держал в каждой руке по чёрной молнии, готовый поразить любого клятвоотступника, независимо от его положения и заслуг.

Церемония клятвоприношения была длительной. Она держала в постоянном напряжении всех участников торжественной церемонии и была ещё одним испытанием крепости духа атлетов перед Играми. Один за другим атлеты подходили к подножию статуи и, подняв вверх и вперёд левую руку, произносили торжественный текст клятвы. Но прежде, чем в зале Булевтерия зазвучали первые слова клятвы, жрецы подвели к подножию статуи огромного кабана, отловленного в лесах Аркадии, и всадили ему под левую лопатку длинный, узкий нож. Поражённый в сердце кабан ещё издавал хриплые звуки, когда первый атлет произнёс начальные слова клятвы. Кулачных бойцов приводили к присяге в самом конце церемонии — перед возничими квадриг.

Пройдя к балюстраде, огораживавшей статую, Вараздат положил правую руку на барьер и, подняв левую, посмотрел в глаза божеству. Ему показалось, что взор Зевса, за минуту до этого устремлённый в конец двора, теперь упёрся в него. Под этим взглядом храбрый поединщик почувствовал невольное беспокойство. Правда, внешне он не проявил своего волнения, но когда стал произносить первые слова клятвы, не узнал своего голоса. Гулкое эхо разносило по внутреннему двору Булевтерия чей-то чужой, вибрирующий от волнения голос.

— Именем бога богов, верховного бога Эллады, сына мудрого Крона, брата несравненного Посейдона и Аида, мужа прекрасной Геры, блюстителя справедливости, клятв и гостеприимства, Собирателя туч и Громовержца, всемогущего Зевса я, поединщик Вараздат, сын Аноба из Артаксаты, клянусь, что готовился, согласно законам Ликурга, десять месяцев, не жалея сил своих, что прошёл тридцатидневное обучение в Элиде, строго следуя наставлениям педотрибов, и теперь перед образом всемогущего заявляю, что готов выступить в освящённых веками и угодных великому Зевсу Играх Олимпии. Клянусь строго соблюдать все предписываемые состязаниями правила и вести честную борьбу во славу богов, мира и своего родного города! Если же я нарушу каким-либо образом правила честной борьбы, если преступлю клятву Зевсу Хоркиосу, пусть поразит меня насмерть молниями могучий Зевс, пусть имя моё, имена моих родителей и моего родного города навечно покроются позором, а свободорожденные граждане империи предадут меня проклятью и презренью!