Олива Денаро (ЛП)

«Открыто», — крикнула я из кухни, но с места не двинулась.

«Я ждал тебя, Оли», — сказал Саро, когда мы уселись по разные стороны обеденного стола.

Волосы он отпустил чуть длиннее прежнего, родимое пятно на левой скуле скрыла рыжеватая борода.

«Меня? И что тебе от меня надо?»

«Всё сразу, — Саро даже не улыбнулся: на его лице читалось упорство, свойственное тому, кто с самого рождения привык бороться сперва с собственным телом, а уж потом со всем остальным. — Что я могу предложить, ты и так прекрасно знаешь: отцовскую мастерскую, опилки в волосах, крохотный участок земли и огромную, полную любви страну, рвущуюся из моей груди ещё с тех пор, как мы давали имена облакам. Ну, и мамин секретный рецепт пасты с анчоусами, конечно».

Лучшие воспоминания детства! Нардина и дон Вито Музумечи, убежище от летнего зноя в тени огромного дерева у порога столярной мастерской, запах пилёной древесины — кедра, ореха, вишни, каждый раз новый, голос Нардины, зовущий обедать, а после — прикрытые по жаре ставни в спальне…

Неужели всё это может снова достаться мне, подумала я. Неужели Саро до сих пор способен, взглянув в небо, увидеть там облако в форме морленя? И ответила:

«Нет, Саро. Не сейчас. Ещё не время».

Саро молча коснулся моей руки и ушёл. Через пару дней я написала заявление на перевод, запечатала в конверт и даже положила в сумку, но шли недели, а до почты я так и не дошла. Зато через месяц заскочила в мастерскую и попросила Саро зайти снять мерки для встроенного шкафа. Несколько дней я следила за тем, как работает, — молча, ни о чём не спрашивая. Время для нас двоих летело быстро, редкие фразы тонули в тишине, а я, глядя на точные, скупые движения его рук, подгонявших доски, думала, что с легкостью доверю ему свои кости, хрящи, кожу и даже поры на ней. А он станет обращаться с ними так же бережно.

Когда работа была закончена и он спросил, какой цвет я предпочитаю, я лишь пожала плечами, как в тот раз, когда ты, папа, повёл меня в кондитерскую за сладостями. Я ведь так и не привыкла высказывать свои желания.

Саро почесал щеку, и мне вдруг снова ужасно захотелось узнать, правда ли его родимое пятно на вкус напоминает клубнику.

«Ну, а если бы это был твой дом, какой цвет ты бы выбрал?»

«Мне нравится так, как есть, — ответил он. — Разве что маслом пройтись, чтобы фактура заиграла», — и принялся рыться в горе банок с краской, стоящих на полке.

«Тогда пусть будет такой, как есть», — улыбнулась я, хватая кисть. Счастливая, как та девчонка, что красила вместе с тобой курятник.

75.

Твоя мать никак не могла взять в толк, с чего бы это её дочь тянет к мужским занятиям. Но, как говорится, каждому своё, а судить один Господь вправе. Возьми хоть Мену: как только та ни настаивала, чтобы Лия занималась балетом! А в девчонке вдруг проснулась страсть к теннису. И что тут возразишь?

Вот и сейчас, гляди: проезжаем мимо церкви, где тебя крестили и причащали, а мать твоя глаза опускает и будто ищет что-то в сумке, а руки впустую шарят. Что же, я её с полужеста не пойму, после стольких-то лет?

«Не люблю торжества», — сообщила ты по телефону, уже постфактум. О церемонии нам рассказала Мена, узнав от матери. В шесть утра, когда церковь ещё пуста, в присутствии всего пары свидетелей — Норы и Нардины. После благословения дона Иньяцио вы разошлись по домам: Саро — в мастерскую, ты — собираться в школу. Цветы из букета раздала своим ученицам, поиграла со ними в «любит не любит». Тут уж твоя мать смириться не могла: да как же это так, тайком, даже без исповеди, без причастия из рук Господа нашего! А платье, а приданое?

Амалия вздыхает и снова смотрит в окно. На память о церемонии не осталось ничего, даже фотографии. Не было ни рыдающей от избытка чувств матери на первой скамье, ни братьев-сестёр в качестве свидетелей, ни школьных подруг, ни Лилианы, несущей шлейф, ни родственников жениха, засыпающих новобрачных рисом на ступенях церкви, ни органа, ни хора, ни запаха ладана, ни служек, путающихся в слишком длинных облачениях.

И я не вёл тебя под руку к алтарю, чтобы вручить жениху. Ты вручила себя сама. Вернее, вы вверили себя друг другу. К добру ли, нет: разве отцовское дело судить? Похоже, набраться смелости отдать себя мужчине ты смогла только вдали от чужих глаз. Включая мои.

75.