— Если бы вы поступили иначе, слишком много людей узнало бы об этом, — заметил Оливье. — Нас было мало, и это наилучшим образом соответствовало нашей легенде: мы эскортируем тело одного из наших братьев, скромного ученого мужа, которому Папа по дружбе даровал привилегию упокоиться навечно в родной земле. Без этой проклятой остановки в Ришранке все прошло бы чудесно. Вы взяли с собой большой отряд, брат Клеман, чтобы помочь нам! Нет ли здесь риска...
— Никакого! Из Парижа мы выехали вчетвером: два рыцаря и два оруженосца. В Ришранке я обнаружил только половину гарнизона и понял, что мои опасения оправдались, особенно когда брат, спасший Поля де Мана, рассказал мне, как вас приняли, о поручении, которое вам навязали вопреки всем нашим правилам, и, главное, о том, что «брат Антонен» двинулся по вашим следам. Я боялся худшего, и оно едва не свершилось. Мощный отряд, который вы видели, был набран мной частично в Греу, откуда я послал гонца в Риу с приказом отправить людей в Триганс, мою старую командерию. Никто не может даже подозревать о том, что вы на самом деле везли. А когда, вскоре после нашего прибытия в Триганс, прибежала ваша Барбетта, мы смогли оценить, какой опасности вы подвергаетесь. И приняли необходимые меры. Я должен обязательно похвалить ее за проявленные мужество и смекалку.
— Она сумела сбежать до того, как опустили решетку? — спросил барон.
— Да. Но она догадалась, что запертый замок придется брать штурмом, и потому спрятала своих молодых прислужниц, которые взяли кувшины с маслом, чтобы ночью смазать подъемный механизм решетки и петли ворот. Наши слишком самоуверенные враги и не подумали поставить охрану у входа.
— А куда подевался Максимен? Барбетта не могла договориться с ним, потому что он находился при мне во время так называемого нападения и захвата всех моих людей.
— Одна из девушек сумела окликнуть его и передать ему распоряжения жены. Он спрятался с девушками в тайнике и ночью собственноручно поднял решетку. И ворота открыл. Вот и все! Как видите, довольно просто...
— Вы не подумали о подземельях? Вы же хорошо их знаете?
— Да, но со стороны замка не так-то легко обнаружить вход, а сражение в темных проходах было бы рискованным. Пришлось бы пробиваться к вам силой...
— Мы не устанем благодарить вас, друг мой! Барбетту и Максимена я включу в завещание, пусть они унаследуют Валькроз, ведь после смерти мое имущество отойдет Храму, потому что мой сын при вступлении в Орден обязан был дать такое обещание. Надеюсь, вы не рассердитесь на меня за то, что замок избежит этой судьбы?
— Наоборот! В случае... несчастья, которого я больше всего опасаюсь, будет лучше, чтобы Валькроз не входил в число наших владений. Как вам известно, это одна из причин, по которой я решил удалить Ковчег из мест, теснейшим образом связанных с Орденом. Так что вы теперь официально назначенный хранитель бесценного сокровища, вы и эта славная чета!
— Я сознаю, какая честь... и ответственность мне оказана, не сомневайтесь. Они же...
— Быть может, — прервал барона брат Клеман, — будет лучше не посвящать Барбетту в эту тайну, коль скоро Максимен один сопровождал вас в новое святилище. Она замечательная женщина, я знаю, — торопливо добавил он, предвидя возражения отца и сына, — но слишком быстро «закипает», очень разговорчива, чтобы не сказать болтлива: по неосторожности или вспыльчивости она может проговориться. Кроме того, разве не любопытство называют главным грехом дочерей Евы?
— Или я плохо знаю Барбетту, — серьезно сказал Оливье, — или могу уверенно заявить, что она даже не попытается узнать больше. Это очень мудрая и очень ответственная женщина. Вы можете не волноваться, брат Клеман!
— В таком настроении я и вернусь в Париж. Брат Оливье, брат Эрве, завтра на рассвете мы выступаем!
— Одно слово, друг мой! — воскликнул Рено. — Как вы все же намерены поступить с Ронселеном? Вы возьмете его с собой?
— В Париж? В дороге может случиться всякое! Конечно нет! Мы доставим его в мой бальяж Риу-Лорг, где соберется капитул для суда над ним. Одновременно он назначит нового командора в Ришранк...
— Я бы предпочел с оружием в руках отправить его на суд Божий! — проворчал барон Рено. — Господь, я уверен, дал бы мне силы победить...
— Не сомневаюсь, но к чему марать ваш меч? Несомненно, этот негодяй с большей надежностью будет упрятан в каземате, где его похоронят заживо до самой смерти... Кстати, вы и вправду уверены, что это тот самый Ронселен, о преступлениях которого вы мне рассказали?
— Ненависть помогла мне узнать его прежде, чем я разглядел лицо!
— Кроме того, — добавил Эрве, — он и не пытался возражать, когда барон Рено назвал его настоящее имя. И люди его явно знали об этом, потому что ни один из них не удивился... А почему бы не предать его суду епископа или даже Папы? Ведь Храм не выносит смертных приговоров!