Оливье

— Вы убиваете себя не из-за рецепта, — скрипит старик. — Вы убиваете, потому что не можете не убивать. Не будет рецепта, вы найдете себе другую цель. А потом еще какую-нибудь, — его глаза гневно сверкают из-под кустистых бровей. — Мой салат — это мир. И как любой мир он не статичен. Он изменяется. Какой у вас оливье, такой и мир вокруг. Такова и Россия. Если в оливье рябчики и шейки, то и мир вокруг радостный, богатый. По крайней мере у некоторых. Если — колбаса, да у всех одинаковая, то и живете вы все одинаково, не хорошо, и не плохо. Ровно. По-докторски и микояновски. А если у вас в оливье вдруг появляется вареная морковь, то кормить вас будут вареным картоном. Начнется гадость и перестройка. Надо же было такое придумать… Именно вареная морковь всю вашу страну разрушила. А теперь что? Ломтики запрещенной норвежской семги? Чипсы? Укропчик?

Оливье в сердцах махнул рукой.

— Пойдите прочь с моих глаз, недоумки.

Он берет серебряную ложку, и только сейчас я замечаю, что на столе перед стариком лежит тарелка. С салатом. Люсьен Оливье зачерпывает горстку разноцветной мешанины (угадываются темные полоски рябчика, красноватые рачьи шейки, кубики картофеля, огурцы, каперсы и еще что-то, неуловимо знакомое) и отправляет в рот. Салат на тарелке тут же вспухает, заполняя причиненную ложкой брешь. Теперь его снова столько же.

Я продолжаю стоять на коленях, не зная, что дальше делать.

Старик поднимает глаза.

— Ладно. Скажу я тебе один из моих секретов. Надо…

Негромкий хлопок разрывает воздух над моим ухом. В широком лбу старика появляется темная дыра. Она расширяется, осыпаясь внутрь и наружу струйками серого песка. Люсьен Оливье валится на пол и рассыпается в прах.

Я вижу стоящего позади Потапа. Он направляет «ругер» в мою сторону.

— Такая жизнь, барин, — говорит он и наступает тьма.

* * *

Потап заходит в ближайшую забегаловку. Это разливочная, где стоят и пьют местные обрыганы.

Подходит к стойке, смотрит на дебелую продавщицу, у которой на низком лбу написана фраза «Чего приперся?». Звонит телефон.

— Как? — деловито спрашивает трубка.

— С ними покончено, товарищ комиссар. Теперь им точно рецепт не достать. Ни тем, ни другим.

— Молодец, боец! Хвалю. Но все-таки непонятно, как тебе удалось втереться к ним в доверие?

Потап хмыкает.

— На лесть падки, товарищ комиссар. Любят, когда их высокоблагородием величают.

Комиссар хмыкает.

— Идиоты. Ладно. Отдыхай. И помни наши девизы.

— Красное всегда над белым, — бодро говорит Потап. — Должен остаться только один!

— Именно. Так держать.

Связь отрубается. Потап смотрит на продавщицу.

— Селедку под шубой, будьте добры. Новый год все-таки.