Это показывало, что нерешительная политика к добру не ведет. Но начинать решительную политику, пока во главе войска стояли пресвитерианские генералы, не было никакой возможности. Кромвель задумал отделаться от них.
2 июля 1644 года вечером произошла кровопролитная и имевшая громадное значение битва между парламентскими и королевскими войсками при Морстон-Муре. Круглоголовые победили. Главными виновниками этой победы были Кромвель и его эскадроны. Естественно, что индепенденты возликовали: это был первый несомненный успех. Опираясь на него, они стали энергичнее и откровеннее высказывать свои затаенные замыслы и взгляды.
“Милорд, – говорил, между прочим, Кромвель Манчестеру, генерал-лейтенанту парламентских войск, – станьте решительнее на нашу сторону. Не говорите, что надо быть умеренным ради достижения мира, что надо щадить палату лордов, бояться отказов парламента: какое нам дело до мира и до лордов? Дела до тех пор не будут идти как следует,
Но Манчестер и Эссекс оставались глухи и немы. Нерешительная война продолжалась. В неудачах не было недостатка. Тогда Кромвель решился излить свой гнев и свою злобу в самой нижней палате. “Во всем, – сказал он, – виноват граф Манчестер: со времени победы при Морстон-Муре он боится побеждать, боится последнего и решительного успеха; ныне с появлением короля при Ньюбери не было ничего легче, как уничтожить его армию. Я ходил к генералу, показывал, как это можно было сделать, и просил позволения пойти в атаку с одной моей бригадой. Другие офицеры настаивали вместе со мной на том же: он решительно отказался”.
Манчестер отвечал на это обвинением Кромвеля в несоблюдении дисциплины, во лжи, даже в измене и коварстве, ибо в день битвы, говорил он, ни Кромвель, ни полк его не явились к назначенному им посту. Кромвель даже не счел нужным оправдываться и возобновил свои обвинения с еще большей силой.
Армия между тем понемногу наполнялась индепендентами и проникалась их духом. Также и в парламенте они стали играть заметную роль. Тогда Кромвель 13 сентября 1644 года открыто перед лицом палаты объявил себя покровителем свободы совести и даже добился того, что палаты назначили комитет для отыскания средств на удовлетворение “законных требований диссидентов”.
Наконец настал день решительной парламентской битвы. 9 декабря собрались члены нижней палаты для обсуждения мер к облегчению страданий государства. Никто не требовал слова. Казалось, все ждали чего-то решительного, но никто не хотел принять на себя ответственность за это. После долгого молчания поднялся Кромвель и сказал: “Теперь настало время говорить или замолчать навсегда. Дело идет ни более ни менее, как о спасении народа, почти умирающего под гнетом того жалкого положения, до которого довела его продолжительная война. Если мы не будем вести войну с большей быстротой и энергией, если будем действовать как наемники, которые хлопочут лишь о том, чтобы затянуть войну, то будем в тягость государству и заставим его ненавидеть имя парламента. Что говорят наши враги? Скажу больше: что говорят многие из тех, которые три-четыре года тому назад были нашими друзьями? Они говорят, что члены обеих палат захватили высшие должности военные и гражданские, что у них в руках меч, что с помощью своего влияния в парламенте и армии они хотят упрочить за собой власть навсегда и не допустят прекращения войны из опасения, чтобы вместе с нею не прекратилась и власть их... Скажу вам, что
Тогда один из неизвестных ничем более индепендентов предложил, “чтобы ни один член обеих палат в продолжение этой войны не мог исполнять никакой должности, не мог быть облечен никакою гражданскою и военною властью и чтобы сделано было парламентское предложение в этом смысле”. И оно было сделано 3 апреля 1645 года. Пресвитерианские генералы должны были оставить свои места. Победа Кромвеля[10] оказалась полной. С этой поры фактически и армия перешла в его руки, хотя главнокомандующим официально числился Ферфакс.