К использованию силы против парламента и к цареубийству его привели испытания во время второй гражданской войны, которые он истолковал как знаки того, что провидение избрало его и армию для этой цели. Это не было внезапным одномоментным преображением, но в период его отсутствия в Лондоне, с конца апреля до его возвращения в Лондон 6 декабря 1648 года, он постепенно начал видеть события совсем в другом свете, в отличие от тех, кто не принимал участия в войне, включая его союзников, политических инденпендентов, поддерживавших переговоры с королем в Ньюпорте на острове Уайт. В отличие от них, «провидение», как и «неизбежность», вели Кромвеля к революции.
Некоторым образом действие, оказанное второй гражданской войной на Кромвеля, было очень похоже на действие первой войны. Как и в 1645 году, Кромвель нашел в жизни со своими военными товарищами освежающий уход от трудных политических дилемм, с которыми он столкнулся в Вестминстере. После отъезда из Виндзора в конце апреля 1648 года для подавления восстания в южном Уэльсе ему больше не приходилось осторожно взвешивать свои слова, как он делал это в опасном политическом мире в Вестминстере. Теперь он мог произносить дерзкие динамичные речи, вновь подтверждая свое братство с приятелями солдатами, основанное на общих испытаниях в первую войну. 8 мая, обращаясь ко всем своим полкам в Глаустере, он напомнил солдатам, что «он часто рисковал своей жизнью с ними и они с ним, против общего врага королевства… (он) хотел, чтобы они вооружились такой же решимостью, как и прежде… и что, со своей стороны, он будет жить и умрет с ними»[102]
. В письме к капитану народного ополчения в Глаустершире на следующий день он настаивал на поддержке «парламентского дела»[103]; и это, и другие письма того времени полны такой же решительной настоятельности, какую можно увидеть в письмах от 1643 года, когда «Восточная ассоциация» встала перед лицом угрозы быть разоренной армией графа Ньюкасла. После интриг прошлых нескольких месяцев Кромвелю нравилось быть человеком действия еще раз, вновь имея дело с практическими вопросами. Он убедился, что его армия была снабжена артиллерийскими зарядами нужного калибра: «нам необходим калибр 143/4 дюйма», — писал он комитету в Кармартене 9 июня[104]. После того, как сопротивление в южном Уэльсе закончилось капитуляцией лидеров повстанцев Лафарна и Пойера в Пембруке 11 июля, он повернул на север, чтобы встретить наступающую шотландскую армию, остановившись в Нортгемптоне и Ковентри, чтобы пополнить запасы обмундирования для своих войск.Как и в первую гражданскую войну, военная репутация Кромвеля очень возросла. Его быстрое продвижение на север для встречи с генерал-майором Джоном Ламбертом, командующим английской армией на севере, и его победа над шотландской армией при Престоне 17 августа недавно были определены как «военное искусство высшего класса»[105]
. Кроме того, как и в начале 40-х годов, эта и другие победы, которые помогли привести к завершению второй гражданской войны, принесли еще один прилив уверенности в том, что с ним был бог. Как и после Марстон-Мора и Нейзби, после Престона его письма в приподнятом тоне прославляют «невыразимую милость» Бога, принесшего победу «своей великой рукой»[106].В одном главном отношении вторая гражданская война, однако, оказала на Кромвеля действие, не оказанное первой. Как раз перед тем как уехать в южный Уэльс, он посетил второй день молитвенного собрания Совета армии в Виндзоре 29 апреля, и сообщалось, что там он убеждал своих братьев офицеров «тщательно рассматривать наши действия как воинов и, особенно, как христиан, чтобы, если в них найдется какая-то несправедливость, по возможности ее обнаружить и устранить как причину ужасных упреков в наш адрес из-за беззаконий»[107]
.Во время второй гражданской войны Кромвель убедился, что главная причина «таких ужасных упреков» — в снисходительности, оказанной «инициаторам и авторам» возобновления войны. Он считал, что вторая гражданская война была «более громадной изменой, чем любая, совершенная ранее, так как прежняя ссора… состояла в решении вопроса, кто из англичан должен править; эта же может подчинить нас иностранцам»[108]
.