Оливер Кромвель

Попытаться оцепить то, чего достиг Кромвель к своей смерти в 1658 году и как способы, которыми он правил, будучи протектором, воздействовали на дальнейший ход британской истории, — это значит вступить на минное поле исторических противоречий и неопределенности. Еще при его жизни возникли разногласия в оценке его как правителя. Левеллерские памфлетисты, такие как Ричард Овертон, не сомневались, что Кромвель был наихудшим типом макиавеллиевского лицемера. «Вы вряд ли сможете рассказать о чем-либо Кромвелю, — писал Овертон в 1649 году, — но он будет класть руку на сердце, закатывать глаза и призывать Бога в свидетели, он будет плакать, выть и раскаиваться, сражая вас наповал»[290]. Некоторые были еще выразительнее, заявляя, что Кромвель достиг власти «по уши в крови». Он не заботился о том, чтобы не проливать кровь своих подданных, как воду, которой много текло по нашим улицам во время его короткого и отвратительного господства, с его угнетением, притворством, лицемерием и жестокостями»[291]. Однако другие современники высказывали отличные от этих взгляды. Эндрю Марвел в его «Поэме на смерть Оливера Кромвеля», писал:

О, человеческая слава, суетность, о! Смерть, о! Крылья,
О, недостойный мир! О! Мимолетные ценности!
Однако, величие осталось в этом умершем теле,
Которое, хоть и умерло, все же величественнее,
чем его смерть.

В течение столетий после его смерти оценки Кромвеля оставались глубоко разнящимися. В начале этого века Георг V отказал в разрешении назвать новый линейный корабль именем Кромвеля, а в 1960 году городской совет Уоллингфорда запретил название «Кромвель Гардене» для дороги к новому жилому массиву: «У нас более чем достаточно благодетелей, чьи имена мы хотели бы увековечить не включая злодеев его сорта»[292]. Но для других Кромвель был (и до сих пор остается) героем, каким он был для ньюкаслского нонконформиста XIX века Джозефа Коуэна. Коуэн в своей речи обратился к XVII веку, призывая к союзу диссидентов и либералов для обеспечения религиозных и гражданских свобод: «Этой страной однажды правили нонконформисты и никогда в истории ее влияние не было большим или ее власть более уважаемой (аплодисменты)…Его (Кромвеля) авторитет внутри страны был таким же высоким и плодотворным, как и за границей…

Достижения того времени вошли в историю и заслужили благодарность народа, и до сих пор нам было бы обеспечено светлое будущее, если бы мы шли по пути наших предков (громкие аплодисменты)»[293].

В наши дни вокруг памятника Кромвелю, расположенного около палат парламента в Лондоне, собираются каждый год в день его смерти 3 сентября те, кто считает Кромвеля отцом английских парламентских свобод.

Последняя глава книги подчеркивает, что ответ на кажущийся простым и прямым вопрос — каковы достижения и каково наследие Кромвеля? — не может быть ни прямым, ни простым. Неоспоримо, что его достижения были далеки от целей, за которые он боролся в течение всей своей политической жизни, и что за его смертью последовала бурная реакция против того, что он сделал и за что он выступал.

Однако было бы ошибкой изображать его правление в качестве протектора как полную неудачу и его влияние на последующую британскую историю исключительно как отрицательное. Все же несмотря на отмеченную реакцию в период Реставрации не следует забывать достижения Кромвеля как правителя Британии и положительное влияние, оказанное этим правлением на развитие страны после его смерти.

Наиболее зримой неудачей Кромвеля была его неспособность значительно продвинуть религиозную реформацию — дело, ставшее его основной целью. Как и другие религиозные деятели, с конца XVI века трудившиеся над «реформацией нравов», он увидел, что это дело поддерживает лишь небольшое меньшинство. Нетрудно понять, почему даже в период до 1640 года кампания реформирования нравственности, в частности, такие ее «этапы», как запрещение общественных торжеств и развлечений, воскресных игрищ, закрытие пивных баров, не приобрели широкий всеобщей поддержки. Более того, в течение 40–50 годов религиозное дело стало еще менее популярным, особенно среди имущих, да и не только среди них, так как его испортило отождествление с радикальными социалистическими идеями, а также с политической революцией, совершенной армией в 1648–1649 гг. В 1656 году Кромвель заявил, что эксперимент с генерал-майорами был более эффективен в отношении борьбы со злом и укрепления религии, чем что-либо еще в эти 50 лет»[294]. Возможно, Кромвель сознавал, что верующие люди немногого достигли, но он считал необходимым объявить, что генерал-майоры добились большого успеха в деле «реформации нравов». Это мнение не подтвердили исторические исследования.