Оливер Лавинг

Утро воскресенья. Чарли ушел на рассвете, оставив на кухонном столе записку: «Работаю. Вернусь позже». В отместку Ева решила не сообщать ничего о собственных планах на день, кроме мстительного послания: «Уехала». Некоторое время она смотрела на это слово, нацарапанное на бумажном полотенце, и наконец решила исправиться и добавила: «Обнимаю, целую. Ма».

Спустя час Ева свернула на Пайсано-Лейн в Марфе. Она окинула взглядом участок, но не увидела Джеда в сарае за подвешенными мусорными ангелами. Приставив ладони козырьком к фрагменту грязного стекла, скрытого за плетями винограда, Ева не сумела обнаружить никаких следов мужа среди потрепанной мебели в сероватом свете гостиной. Казалось, за прошедшую с ее последнего визита неделю место их абсурдных тайных рандеву помрачнело, и теперь томительная ностальгия их романа, о котором они стонали на бурой волне этого продавленного дивана, вызывала у нее стыд.

Было воскресенье, и Ева вспомнила: Джед говорил, что на выходные куда-то уезжает. Но куда? Она подумала о месте, куда Джед отправлялся на «добычу» материалов для творчества. Свалка промышленных отходов, карьер в Таск-Маунтин, который должны были засыпать в конце года.

Свалка обнаружилась на расстоянии десяти миль к югу от Марфы; в своей безысходности это место даже казалось печально-прекрасным. Огромный кратер посреди пустыни, гигантская чаша западнотехасского мусора, словно какой-нибудь астероид полностью разрушил маленький городок, когда-то стоявший у подножия горы. Ева припарковала Голиаф у кромки карьера и посреди сверкающего металла, в какофонии красок, постепенно сливавшихся в единую красно-бурую ржавчину и серо-бурую гниль, увидела мужчину в джинсовом комбинезоне, сидящего на корточках; дымя сигаретой, он пытался вытащить какой-то предмет. Ева замахала этому спасшемуся из Армагеддона, и движения лопаток подожгли фитиль ее позвоночника.

– Джед!

Он поднялся и вместо ответного приветствия швырнул сигарету в мусор; на одну головокружительную секунду Еве показалось, что сейчас все взорвется.

В карьер надо было спускаться по лестнице, прикрепленной к известняковой кромке.

– Тебе нельзя тут находиться. – Джед протянул руки, помогая ей сойти на рыхлую, скрипучую поверхность.

– Может быть. Но я тут.

– Я в том смысле, что это опасно. Раньше оно все светилось. По ночам. Богом клянусь.

– Тогда что ты здесь делаешь?

Словно для демонстрации, Джед поднес очередную сигарету к своему складчатому лицу. Морщась, он облучал себя сразу тремя способами: канцерогенным полыханием в легких, ультрафиолетом солнца на коже и нестабильными ядрами свалки с их бета-частицами и гамма-лучами.

– Милый… – В своем голосе Ева услышала снисходительные интонации Чарли. – Не надо строить из себя мученика.

Джед кивнул и вернулся к прерванной работе: принялся вытаскивать из-под завала какой-то деревянный набалдашник; свежая сигарета у него во рту пыхтела, как трактор. Внезапно он потерял хватку и пьяно плюхнулся на задницу.

– Можно я хотя бы тебе помогу?

Подойдя к нему, Ева присела на корточки и попыталась приподнять лист шифера, прикрывавший находку Джеда. Она мельком подумала, что все это донельзя странно – что такой была в данный момент ее жизнь на этой планете: хрипя и кряхтя, вместе со своим помятым мужем/тайным любовником принимать роды мусорного ребенка. Совместными усилиями они наконец-то вытащили этот предмет. Старинный портновский манекен.

– Уже пятый такой, – восхищенно сказал Джед. – Думаю, можно будет начать новую серию.

– Твоя мать ведь была швеей? В военное время?

Джед не ответил. Передав сигарету Еве, он принялся счищать прилипшую к подмышке манекена бурую корку.

– Он заговорил, – сказала Ева.

Джед повернулся к ней, наморщив задубелую кожу на лбу.

– Помнишь Марго Страут? Логопеда. Она почувствовала движение в его левой руке. Как я всегда и говорила.

Ева рассказала про пальпирование и ЭЭГ, про первые «да» и «нет», про алфавит.

– Это он, Джед, – заключила она тихим восторженным голосом. – Это Оливер.

– Я знаю, мне сказали. Доктор Рамбл мне звонил. – Джед посмотрел на нее, словно что-то подсчитывая в уме.

– Тогда я не понимаю. Господи, Джед! Мы все должны праздновать. Почему ты не примчался, как только услышал?

Джед внимательно посмотрел на безголовый манекен, покачал головой:

– Не знаю.

– Чего ты не знаешь?

Он забрал сигарету у Евы, втянул губами дрожащий кончик.

– Ты знала, что Чарли приезжал ко мне? – мягко спросил он.

– Да ладно?

Джед потер себе плечо – обычный его жест умолчания, словно он в буквальном смысле удерживал свое мнение при себе.

– В общем, он приезжал.

– Ты не сказал ему о… о нас? Не сказал?

Джед покачал головой.

– Ева. Он задал мне один вопрос.

– Что ж, хорошо.

– Он спросил, почему мы никогда не добивались новых обследований, сторонних консультаций. Насчет Оливера. Спросил, почему мы не узнали. Раньше. Много лет назад.

– И что ты ответил?

– Я не знал, что ему ответить.

– Никому и в голову не приходило… – начала Ева.

– Почему мы их не заставили? – кротко спросил Джед. – Почему ты их не заставила?