Оливер Твист

Болѣзнь Оливера однако была не пустяшная, и онъ немало помучился. Въ добавленіе къ страданіямъ перебитой руки явилась лихорадка, какъ слѣдствіе того, что ему пришлось нѣсколько часовъ проваляться въ холодѣ и сырости; это недомоганіе длилось нѣсколько недѣль и сильно изнурило его. Но наконецъ онъ началъ медленно поправляться, и иногда со слезами на глазахъ говорилъ, какъ глубоко онъ чувствуетъ доброту ухаживающихъ за нимъ, и какъ онъ горячо надѣется, что, ставъ бодрымъ и здоровымъ опять, онъ сможетъ сдѣлать что нибудь для доказательства своей благодарности — что нибудь такое, въ чемъ они увидѣли бы любовь и преданность, наполняющія его сердце, что нибудь, хотя бы и самое незначительное, но могущее ихъ убѣдить, что добросердечіе не затрачено ими понапрасну, но что бѣдный мальчикъ, котораго ихъ милосердіе спасло отъ гибельной обстановки и быть можетъ отъ смерти, всѣмъ сердцемъ и всей душой желаетъ служить имъ.

— Бѣдняжка! — сказала Роза, когда однажды Оливеръ старался пролепетать безкровными губами слова благодарности. — Если тебѣ этого хочется, то тебѣ еще представится много случаевъ быть намъ полезнымъ. Мы поѣдемъ на дачу и тетя рѣшила взять и тебя. Спокойная мѣстность, чистый воздухъ и всѣ наслажденія и красоты весны возстановятъ твои силы въ нѣсколько дней. Мы будемъ давать тебѣ сотни порученій, лишь бы это тебя не безпокоило.

— Это не будетъ меня безпокоить! Ахъ, дорогая леди, если бы только я могъ трудиться ради васъ! Если бы я могъ доставлять вамъ удовольствіе, поливая ваши цвѣты, или присматривая за вашими птичками, или бѣгая цѣлый день, чтобы сдѣлать васъ радостной — чего бы я не далъ за это!

— Тебѣ ничего не придется отдавать, — улыбнулась миссъ Мэйли:- потому что, какъ я уже сказала, мы будемъ возлагать на тебя сотни порученій, и если ты приложишь хотъ половину того старанія, которое обѣщаешь, то ты доставишь мнѣ дѣйствительно большую радость.

— Радость? — вскричалъ Оливеръ. — Какая вы добрая, что говорите это!

— Да, я даже не могу выразить тебѣ, какое счастье ты мнѣ можешь доставить, — отвѣтила молодая дѣвушка. — Мысль, что моя дорогая добрая тетя спасла кого бы то ни было отъ того ужаса, который ты описалъ намъ, — такая мысль неизъяснимо пріятна мнѣ; но сознаніе, что тотъ, кому оказана ея доброта и состраданіе, обнаружилъ искреннюю благодарность и привязанность, — доставляетъ мнѣ такой восторгъ, какого ты не можешь и вообразить. Понялъ ли ты меня? — спросила она, всматриваясь въ задумчивое лицо Оливера.

— О да, миссъ! — съ живостью отвѣтилъ Оливеръ. — Но сейчасъ я думалъ о томъ, какой я неблагодарный.

— По отношенію къ кому?

— Къ доброму господину и милой старушкѣ, которые были такъ заботливы ко мнѣ; если бы они знали, какъ я счастливъ, они, я увѣренъ, обрадовались бы.

— Конечно, — сказала благодѣтельница Оливера. — Мистеръ Лосбернъ былъ такъ добръ, что обѣщалъ, какъ только ты достаточно окрѣпнешь, чтобы вынести путешествіе, — повезти тебя повидаться съ ними.

— Въ самомъ дѣлѣ? — и лицо Оливера просіяло. — Я просто не знаю, что сдѣлаю отъ радости, когда опять увижу ихъ милыя лица!

Вскорѣ Оливеръ былъ уже настолько бодръ, что могъ выдержать утомленіе, сопряженное съ поѣздкой въ Лондонъ, и однажды утромъ онъ и мистеръ Лосбернъ покатили въ небольшой каретѣ, принадлежащей мистриссъ Мэйли. Когда они подъѣхали къ Чертсейскому мосту, Оливеръ вдругъ поблѣднѣлъ и громко вскрикнулъ.

— Что съ тобой мальчикъ? — всполошился докторъ. — Ты что нибудь увидѣлъ?.. услышалъ?… тебѣ больно?… а?

— Вотъ, сэръ! — сказалъ Оливеръ, указывая въ окно кареты:- этотъ домъ!

— Ну, домъ? Что же? Стой, кучеръ! Подъѣзжай туда! — крикнулъ докторъ. — Ну, такъ что же это за домъ?

— Воры… они приводили меня въ этотъ домъ! — прошепталъ Оливеръ.

— Чортъ возьми! Эй! помогите мнѣ выйти!

Но прежде чѣмъ кучеръ успѣлъ соскочить съ козелъ, докторъ уже вылетѣлъ какимъ то способомъ изъ кареты и, подбѣжавъ къ пустынному строенію, началъ колотить ногою въ дверь.

— Ну? — спросилъ низенькій, горбатый и безобразный человѣкъ, открывшій дверь съ такой внезапностью, что докторъ, нанесшій въ этотъ моментъ особенно сильный ударъ, едва не полетѣлъ кувыркомъ въ открывшійся проходъ. — Въ чемъ дѣло?

— Дѣло! — повторилъ докторъ, немедленно схватывая горбуна за шиворотъ. — Много дѣла. Дѣло въ грабежѣ!

— Кажется, дѣло будетъ и въ убійствѣ, - невозмутимо отвѣтилъ тотъ:- если вы не выпустите меня. Слышите?

— Слышу, — отвѣтилъ докторъ, сильно встряхивая плѣнника. — Гдѣ… чортъ его возьми, какъ его звать то! Да… вспомнилъ! Гдѣ Сайксъ?.. Гдѣ Сайксъ? отвѣчай мошенникъ!

Горбунъ выпучилъ глаза, какъ бы изумленный и негодующій. Затѣмъ, ловко вывернувшись изъ рукъ доктора, онъ началъ сыпать ужаснѣйшей руганью и отступилъ въ домъ. Но прежде чѣмъ онъ успѣлъ запереть дверь, докторъ, безъ всякихъ разговоровъ, вошелъ за нимъ въ первую комнату и осмотрѣлся. Ни одинъ предметъ изъ мебели, ни одинъ изъ одушевленныхъ или неодушевленныхъ признаковъ, ни даже мѣстоположеніе шкафовъ не соотвѣтствовало разсказу Оливера!