Оливер Твист

— Хотя я долженъ сказать, — продолжалъ гробовщикъ, возвращаясь къ тому, что онъ хотѣлъ сказать раньше, чѣмъ его прервалъ сторожъ, — хотя я долженъ сказать, мистеръ Бембль, что на мою долю выпадаетъ очень большое неудобство; дѣло въ томъ, что умираютъ скорѣе всего люди крѣпкіе, толстые. Люди, которые жили въ хорошихъ условіяхъ и много лѣтъ подрядъ платили налоги, раньше другихъ сваливаются, когда попадаютъ въ вашъ домъ. Такъ вотъ, видите ли, мистеръ Бемблъ, три четыре дюйма сверхъ положенной мѣрки, крупная прорѣха въ нашихъ барышахъ, особенно когда у тебя на рукахъ большая семья.

Послѣ этихъ словъ мистера Соуэрберри, сказанныхъ съ негодованіемъ незаслуженно обиженнаго человѣка, мистеръ Бембль почувствовалъ, что разговоръ этотъ можетъ повести къ разнымъ разсужденіямъ далеко не въ пользу приходской общины, а потому рѣшилъ перемѣнить его и перейти къ Оливеру Твисту.

— Кстати, — сказалъ мистеръ Бембль, — не знаете ли вы кого-нибудь, кто пожелалъ бы взять отсюда мальчика, приходскаго ученика, который въ настоящее время страшная обуза для насъ, мельничный жерновъ на шеѣ прихода. И на выгодныхъ условіяхъ, мистеръ Соуэрберри, за щедрую плату! — И мистеръ Бембль поднесъ палку къ объявленію и три раза съ промежутками ударилъ по словамъ «пять фунтовъ», которыя были напечатаны римскими цифрами колоссальныхъ размѣровъ.

— Ахъ, да! — сказалъ гробовщикъ, придерживая его за обшитыя золотыми галунами фалды форменнаго сюртука, — объ этомъ то собственно я и хотѣлъ поговорить съ вами. Знаете… ахъ, какія элегантныя пуговицы у васъ, мистеръ Бембль! Я никогда раньше не замѣчалъ ихъ.

— Да, очень красивы, — отвѣчалъ сторожъ, гордо посматривая на большія бронзовыя пуговицы, украшавшія его сюртукъ. — Чеканъ на нихъ такой же, какъ и на приходской печати… добрый самаритянинъ, врачующій больного и раненаго человѣка. Комиетъ преподнесъ мнѣ его утромъ Новаго года, мистеръ Соуэрберри. Сколько мнѣ помнится, я надѣлъ его въ первый разъ въ тотъ день, когда производилось слѣдствіе по поводу разорившагося купца, который умеръ въ полночь у нашихъ дверей.

— Помню, — сказалъ гробовщикъ. — Присяжные рѣшили, что «онъ умеръ отъ холода» и отъ того, что лишенъ былъ «всего необходимаго въ жизни». Не правда-ли?

Мистеръ Бембль кивнудъ головой.

— Затѣмъ произнесенъ былъ вердиктъ, — продолжалъ гробовщикъ, — въ которомъ, сколько помнится, было сказано: «если бы члены комитета призрѣнія бѣдныхъ»….

— Ахъ, какія глупости! — перебилъ его сторожъ. — По горло будетъ дѣла комитету, если только онъ станетъ прислушиваться ко всему, что говорятъ ничего не понимающіе присяжные.

— Вѣрно, — отвѣчалъ гробовщикъ, — дѣла было бы много.

— Присяжные, — сказалъ мистеръ Бембль, крѣпко сжимая свою палку, потому что началъ сердиться, — присяжные люди невѣжественные, грубые, низкіе.

— Да, это вѣрно! — подтвердилъ гробовщикъ.

— Они не признаютъ ни философіи., ни политической экономіи, ничего! — сказалъ сторожъ, прищелкивая пальцами.

— Разумѣется не признаютъ, — сказалъ гробовщикъ.

— Я признаю изъ, — оказалъ Бембль и даже покраснѣлъ.

— И я также, — присоединился къ нему гробовщикъ.

— Желалъ бы я, чтобы хотя одинъ изъ этихъ присяжныхъ независимаго сорта попалъ къ намъ въ домъ на недѣльку, на двѣ, - сказалъ сторожъ;- правила и уставы нашего комитета скоро поубавили бы ему спѣси.

— Да полно вамъ… оставьте вы ихъ лучше въ покоѣ, - сказалъ гробовщикъ улыбаясь, чтобы успокоить расходившагося сторожа.

Мистеръ Бембль снялъ свою трехуголку, вынулъ платокъ и вытеръ потъ, покрывшій его лобъ отъ волненія, затѣмъ снова надѣлъ шляпу и, обратившись къ гробовщику, сказалъ ему уже болѣе спокойнымъ тономъ:

— А какъ-же на счетъ мальчика?

— О! — отвѣчалъ гробовщикъ, — вамъ извѣстно, мистеръ Бембль, что я вношу порядочно таки большой налогъ на бѣдныхъ.

— Гм! — сказалъ мистеръ Бембль. — Что-жъ изъ этого?

— А вотъ что, — отвѣчалъ гробовщикъ;- я думаю, что внося такую большую плату, я имѣю полное право извлечь изъ нихъ все, что только могу, мистеръ Бембль! И… я… я думаю, что возьму мальчика къ себѣ.

Мистеръ Бембль взялъ гробовщика подъ руку и повелъ его въ домъ. Мистеръ Соуэрберри пробылъ въ комитетѣ всего пять минутъ. Рѣшено было, что Оливеръ сегодня же вечеромъ отправится къ нему на испытаніе, т. е., если хозяинъ его найдетъ по прошествіи короткаго срока, что онъ получитъ отъ него достаточную помощь, не вкладывая въ него слишкомъ много пищи, то онъ оставитъ его у себя на нѣсколько лѣтъ съ правомъ заставлять его работать все, что захочетъ.

Когда маленькаго Олигоера привели вечеромъ къ джентльменамъ, то ему сказали, что онъ долженъ сегодня же идти къ гробовому мастеру, который беретъ его къ себѣ въ ученики. Если же онъ осмѣлится быть недовольнымъ своимъ положеніемъ и вздумаетъ вернуться обратно въ приходъ, то его отправятъ въ море, гдѣ его или утопятъ, или убьютъ. Мальчикъ, слушая все это, выказалъ такъ мало волненія, что всѣ въ одинъ голосъ признали его ожесточеннымъ, юнымъ негодяемъ и приказали мистеру Бемблю немедленно увести его.