Оливер Твист

— Дорогая моя… — онъ хотѣлъ продолжать, но мистриссъ Соуэрберри взглянула на него такъ неблагосклонно, что онъ сразу замолчалъ.

— Ну?… — спросила рѣзко мистриссъ Соуэрберри.

— Ничего, моя дорогая, ничего, — сказалъ мистеръ Соурберри.

— Ахъ, ты животное! — оказала мистриссъ Соуэрберри.

— Совсѣмъ нѣтъ, моя дорогая, — смиренно отвѣчалъ мистеръ Соуэрберри. — Я думалъ, что ты не желаешь слушать, милая! Я хотѣлъ сказать…

— О, не говори мнѣ, что ты хотѣлъ сказать, — отвѣчала мистриссъ Соуэрберри. — Я вѣдь, ничто… Пожалуйста, не совѣтуйся со мой. Я не желаю вмѣшиваться насильно въ твои тайны.

И сказавъ это, мистриссъ Соуэрберри истерично засмѣялась, что угрожало дойти до болѣе грозныхъ послѣдствій.

— Но, моя дорогая, — сказалъ мистеръ Соуэрберри, — я собирался просить у тебя совѣта.

— Нѣтъ, нѣтъ, не спрашивай меня, — отвѣчала мистриссъ Соуэрберри. — Спроси кого нибудь другого.

Тутъ снова послышался истеричный смѣхъ, очень испугавшій мистера Соуэрберри, который поспѣшилъ прибѣгнуть къ обыкновенному и всѣми одобренному супружескому средству леченія, которое почти всегда производитъ желаемое дѣйствіе. Онъ просилъ какъ милостыни, какъ знака особенной благосклонности, чтобы мистриссъ Соуэрберри дозволила ему сказать, то что она желала больше всего слышать. Послѣ короткаго спора, длившагося три четверти часа, ему снисходительно и милостиво дали разрѣшеніе говорить.

— Это относительно молодого Твиста, моя дорогая, — сказалъ мистеръ Соуэрберри. — Такой у него хорошій видъ, моя дорогая.

— Какъ не быть хорошему виду, когда онъ столько ѣстъ! — отвѣтила леди.

— На лицѣ его всегда лежитъ выраженіе грусти, моя милая, — сказалъ мистеръ Соуэрберри, — и это придаетъ ему интересный вижъ. Изъ него выйдетъ восхитительный «мьютъ» {Человѣкъ, нанятый стоять у дверей во время похоронъ.} на похоронахъ, моя дорогая.

Мистриссъ Соуэрберри взглянула на него съ выраженіемъ нелбыкновеннаго удивленія. Мистеръ Соуэрберри это замѣтилъ и, чтобы не дать ей времени отвѣчать, продолжалъ:

— Говоря эта, моя дорогая, я не думаю, чтобы онъ былъ подходящимъ «мьютомъ» для взрослыхъ людей, но только при дѣтскихъ похоронахъ. Это было бы нѣчто новое, дорогая… мьютъ — ребенокъ. Можешь быть увѣрена, что это произведетъ поразительный эфектъ.

Мистриссъ Соуэрберри, отличавшаяся замѣчательнымъ вкусомъ во всемъ, что касалось похоронъ, была поражена этой новой идеей; но такъ какъ при существующихъ въ данный моментъ обстоятельствахъ она не хотѣла унизить своего достоинства, сознавшись въ этомъ, то она рѣзко спросила своего мужа, почему же не подумалъ онъ раньше о такомъ очевидномъ для всякаго дѣлѣ?

Изъ этого вопроса мистеръ Соуэрберри вывелъ сразу правильное заключеніе, что предложеніе его одобрено; рѣшено было поэтому, что Оливера необходимо посвятить во всѣ тайны ремесла, для чего онъ долженъ будетъ сопровождать своего хозяина при первомъ ближайшемъ случаѣ, гдѣ потребуются его услуги.

Случай не заставилъ себя долго ждать. На слѣдующее утро, спустя полчаса послѣ завтрака, въ лавку вошелъ мистеръ Бембль; приставивъ свою палку къ конторкѣ, онъ вынулъ изъ кармана кожаную записную книжечку и вырвавъ оттуда листикъ бумаги, подалъ его Соуэрберри.

— Ага! — сказалъ гробовщикъ, съ видимымъ удовольствіемъ прочитавъ то, что было тамъ написано. — Заказъ гроба?

— Прежде всего гробъ, а затѣмъ похороны отъ прихода — отвѣчалъ мистеръ Бембль, застегивая кожаную книжечку, довольно таки объемистую.

— Байтонъ? — спросилъ гробовщикъ, переводя глаза съ листика бумаги на мистера Бембля. — Я никогда раньше не слыхалъ этого имени.

Бембль покачалъ головой.

— Упрямый народъ, мистеръ Соуэрберри, ужасно упрямый! — сказалъ онъ. — И къ тому же гордый, сэръ!

— Гордый?! — воскликнулъ мистеръ Соуэрберри. — Ну, это ужъ слишкомъ.

— Охъ! Даже тошно становится! — отвѣчалъ сторожъ. — Отвращеніе и только, мистеръ Соуэрберри!

— Вѣрно! — подтвердилъ гробовщикъ.

— Мы только прошлую ночь услышали объ этомъ семействѣ, - продолжалъ сторожъ. — Мы ничего не знали бы о немъ, если бы не одна женщина, которая живетъ въ томъ же домѣ; она явилась въ приходскій комитетъ съ просьбою прислать приходскаго доктора, чтобы посѣтить больную женщину. Докторъ уѣхалъ на обѣдъ и его фельдшеръ (очень знающій малый) послалъ туда какое то лекарство въ баночкѣ изъ подъ ваксы, сдѣланное на скорую руку.

— Быстрота и натискъ! — сказалъ гробовщикъ.

— Да, быстрота и натискъ! — продолжалъ сторожъ. — Но знаете, что вышло? Знаете, что сдѣлали эти неблагодарные, сэръ? Мужъ приказалъ сказать, что лекарство это не годится для его жены и она не будетъ принимать его… не будетъ при-ни-мать его, сэръ! Прекрасное, укрѣпляющее, благодѣтельное лекарство, которою такъ помогло двумъ ирландскимъ рабочимъ и одному нагрузчику угля всего недѣлю назадъ!.. Послали вѣдь имъ даромъ, въ баночкѣ изъ подъ ваксы… А онъ прислалъ сказать, что она не будетъ принимать его, сэръ!

Ужасъ такого поступка до того возмущалъ мистера Бембля, что онъ ударилъ палкой по конторкѣ и вспыхнулъ отъ негодованія.

— Вотъ такъ разъ! — сказалъ гробовщикъ;- я ни-ко-гда…