Глаза Оливии рывком открываются. Она чувствует, что ее охватывает панический страх, словно ее застали курящей в лесу.
«Вы что, не знаете, что эти штуки могут вас убить?» — «Ох, впервые слышу! — весело отвечает мужской голос. — Сюзанна, клянусь, я никогда раньше об этом и слыхом не слыхал».
Сетчатая дверь открывается и снова закрывается. Кто-то вошел в дом. Оливия садится на кровати: сон безнадежно испорчен.
А теперь из окна доносится более тихий голос. Голос той худышки, подруги Сюзанны, думает Оливия. У нее такое платье, что похоже, ее всю окутали водоросли. «Ну как ты держишься? Все в порядке?» — «Да-а», — Сюзанна как-то растягивает это слово. Наслаждается вниманием, думает Оливия.
«Ну, Сюзи, как тебе нравятся твои новые родственники?»
Сердце у Оливии начинает колотиться о ребра, она усаживается на самый краешек кровати.
«Это интересно», — отвечает Сюзанна, голос ее тих и серьезен: доктор Сью готовится сделать профессиональный доклад о кишечных паразитах. Она понижает голос, и Оливии ничего не слышно.
«Это я могу понять… — тихое бормотание, опять бормотание. — А отец?..»
«О, Генри просто
Оливия встает и очень медленно движется вдоль стены поближе к открытому окну. Лучи предвечернего солнца падают ей на щеку, когда она вытягивает шею, чтобы лучше различать слова в бормотании женских голосов.
«Ох, господи, конечно! — произносит Сюзанна, чьи тихие слова вдруг зазвучали совершенно отчетливо. — Я не могла поверить собственным глазам. Я хочу сказать, не могла поверить, что она и вправду его наденет».
Мое платье, думает Оливия. Она чуть отодвигается и прижимается спиной к стене.
«Ну, тут ведь люди иначе одеваются».
Клянусь Богом, это правда, думает Оливия. Но она совершенно ошеломлена и слышит все как бы из-под воды.
Окутанная водорослями подружка снова о чем-то бормочет. Ее слова трудно разобрать, но Оливия смогла расслышать, что та произносит «Крис».
«Тут совсем особый случай, — серьезным тоном отвечает Сюзанна. Оливии представляется, будто эти две женщины сидят в гребной лодке прямо над ней, а она все глубже погружается в темную воду. — Видишь ли, ему на долю выпадали тяжелые времена. Тем более — единственный ребенок, ему и правда трудно пришлось: засосало».
Водоросль что-то бормочет, а весло Сюзанны снова разрезает воду: «Ну, знаешь,
Оливия поворачивается и медленно оглядывает комнату. Спальню своего сына. Она сама ее построила, и здесь находятся хорошо знакомые ей вещи, например бюро и коврик, который она сама сплела сто лет тому назад. Но внутри ее расползается что-то потрясенное, пухлое, черное.
Чуть ли не на корточках Оливия медленно крадется обратно к кровати и очень осторожно на нее садится. Что же такое он сказал Сюзанне?
Кроме того, она сбита с толку, уязвлена до глубины души, потому что ей очень нравится ее платье. У нее вся душа раскрылась, когда она увидела этот тонкий, как кисея, муслин в магазине «Соу-фроу»: солнечные лучи вдруг осветили тревожный мрак надвигающейся свадьбы, розово-красные цветы разбежались по всему столу в ее комнате для шитья. И стали вот этим платьем, в котором она чувствовала себя удобно и спокойно весь нынешний день.
Оливия слышит, как Сюзанна говорит что-то про гостей, а потом хлопает сетчатая дверь и в саду становится тихо. Оливия прикладывает раскрытую ладонь к щекам, к губам. Она собирает всю свою волю, чтобы выйти в гостиную, пока кто-то не обнаружил ее здесь, в спальне. Ей придется наклониться и поцеловать в щечку эту молодую жену, а та будет улыбаться и оглядывать гостиную, причем на лице у нее будет то самое ее выражение: «Я все знаю».
Ах, как больно… Оливия и в самом деле издает стон, сидя на краешке кровати. Что может знать Сюзанна о сердце, которое болит временами так сильно, что несколько месяцев назад чуть совсем не заглохло, чуть не отключилось? Разумеется, она мало двигается, не делает упражнений, и холестерин у нее взлетает до небес. Но все это лишь удобная отговорка, скрывающая то, как в реальности изнашивается ее душа.