Оливковое дерево

– Меня сейчас стошнит. Простите, парни, – застонал Саша, и его тут же вырвало.

– Езжай домой с детьми, Хелена, тут ты ничем не поможешь, – сказал Уильям, доставая носовой платок, чтобы привести Сашу в порядок, а Алексис вскочил и убежал за водой. – Дай мне знать, если появится Джулз. Я останусь и прослежу, чтобы мой старейший друг не захлебнулся собственной рвотой.

– Ты уверен, что сможешь остаться здесь? – спросила она мужа, надеясь взглядом передать, как она сочувствует ему.

– Мы с Алексисом поболтали, и он говорит, что у него есть свободные комнаты. Я не хочу, чтобы дети – любой из них – видели Сашу таким. Это несправедливо по отношению к ним. Не говоря уже о том, что Джулз может начать буйствовать. И имеет для этого все основания, – вздохнул Уильям.

– Ладно. – Хелена попыталась понять выражение его лица, но оно ничего не выдавало. – Звони.

– Обязательно, – сказал Уильям и отвернулся к Саше.

ДНЕВНИК АЛЕКСА

21 июля (продолжение)

Гм, ну и дела.

Ничего себе! И все такое прочее. Что тут скажешь? Я… лишился дара речи… не могу найти слов, сообразных обстоятельствам…

В отличие от других, которые сегодня выступили с весьма… э-э-э… драматическими речами.

Это был судьбоносный момент. Надо отдать Саше должное: в его состоянии он ни разу не запнулся.

Вот вам и тихий спокойный отдых.

Сейчас час ночи или около того, и я забился в свою дыру. Вечерняя греческая трагедия, разыгранная перед всей деревней – люди смотрели, аплодировали, потом затаили дыхание от ужаса, – затронула и меня.

Теперь я чувствую себя виноватым. Ужасно виноватым.

Говорят, следует быть осторожным со своими желаниями, потому что, когда они исполнятся, результат может не понравиться. И мне не понравился.

Сегодня, когда я подвешивал моего насквозь промокшего кролика за лапу на бечевке, которую ухитрился натянуть на своем окошке (я не мог рисковать, оставив его на веревке на улице), я просил Бога подобрать справедливое наказание для Рупса, поскольку сам не мог придумать ничего достаточно тяжкого. Со временем что-нибудь нашлось бы, но мой мозг был одурманен хлоркой и эмоциями.

И тут бац! Большой Босс находит жемчужину: Рупс остался без дома и без единого пенни. Без пениса было бы лучше, но дареному коню, как говорится…

А самое лучшее – его ожидает какая-нибудь государственная средняя школа. Если такие существуют на окраинах Годалминга, что маловероятно. Но поскольку они почти нищие, им, наверное, все равно придется переехать в какое-нибудь отвратительное место.

Рупс, соответственно, будет уничтожен какой-нибудь бандой отморозков в худи и с ножами, которые выбьют из него частную школу, а потом еще добавят.

О радость!

С другой стороны, я внезапно понимаю: он может установить контроль, стать вожаком стаи и в результате спасет состояние семьи, начав торговать наркотиками и настояв, чтобы его банда сменила кроссовки и худи на туфли от Лобба и пальто «Акваскутум». Хотя, стоит заметить, я допускаю и другой исход: со временем он неизбежно попадется, став жертвой собственной самонадеянности, и, вероятно, отправится за решетку в компанию насильников и извращенцев.

Однако, как бы я ни был ошеломлен ответом на мои молитвы – и к тому же таким оперативным, – выражения лица малышки Виолы хватило, чтобы я почувствовал себя совершенной задницей.

Жирной и вонючей.

Так что победа эта – пиррова, как оно обычно и бывает.

Джулз и Рупс исчезли в ночи, как любовники прошлого, оставив на меня отчаянно рыдающую бедняжку Виолу.

Когда мы приехали домой, мама, которая ощутимо протрезвела после Грязных Танцев с мистером Я-все-устрою – фу! – ушла наверх укладывать Виолу спать и велела нам с Хлоей следовать ее примеру.

Мы тихо поболтали у подножия лестницы, а потом расстались на ночь. Хлоя, похоже, находила ситуацию прикольной, но ведь она, по-моему, и выпила больше, чем мама, – привычка, от которой придется отказаться, когда мы обручимся. Ей гораздо интереснее было рассказать мне все-все о распрекрасном Мишеле, младшем сыне мистера Я-все-устрою, и какой он обворожительный… еще одна привычка, от которой придется отказаться.

Она злилась, что мама потребовала покинуть праздник и вернуться с нами домой, хотя Мишель уже предложил подбросить ее позже на мотороллере. А еще злилась, что Сэди осталась. Та подцепила десятилетнего пацана, который тоже предложил подбросить ее домой на мотороллере.

Я знаю, что она мамина лучшая подруга, и она забавная, но разве не приходит время признать, что уже поздно? Что ты уже слишком старый? Лет эдак в двадцать пять?

Мини-юбка Сэди соперничала с мини-юбкой Хлои отсутствием длины, и я правда думаю, что кому-то, например маме, следовало бы взять ее за руку и посоветовать взять на вооружение более зрелый подход к выбору одежды. Желательно основанный на монашеском одеянии и определенно не показывающий колени.

Молодящаяся старуха… ну, это клише себя оправдывает. И, на мой взгляд, именно так выглядит Сэди.

Я как-то раз посмотрел «Выпускник»[4]. И не понял, вот правда не понял.

Снимаю шорты и футболку, заваливаюсь на кровать – и оказываюсь в луже.

Вот черт!