Оловянное царство

Он вновь не контролировал ярость. Хотелось отплатить за каждый из ничтожных дней за последние девять лет, вколотить их в глотку предателю и каждой мрази, которая отплатила ему насмешкой и злом на добро. Злость и обида бушевали в груди. Его трясло. Яркой вспышкой в его мозгу встало воспоминание того злосчастного дня, как Вортигерн приветил его, словно друга, как не скрывал ничего и говорил о правильном и о дурном, как предлагал ему стать союзником, довериться, создать новое богатое королевство — как льстил его опыту и умениям, и как он купился на это, словно тупая баба или юнец-новобранец.

— Он хотел убить меня! — рявкнул он. — Убрать с дороги, завладеть, всем богатством — ты, брат, ты знаешь, что это значит!

Он помнил, как Вортигерн укрывал его плащом от дождя, как вытащил из мглы заброшенной шахты, как все равно звал в Повис. Он помнил все это ясно, как день, но теперь это воспоминание путало его, и он намеренно рвал паутину собственных мыслей.

— Он все подстроил, — смог наконец вымолвить он, жалкий калека. — С самого начала, Утер, я должен был верить тебе, не ему. Та шахта… Та баснословно богатая шахта. Она вся у него. Что ему стоит нанять саксов, Утер? Что ему стоит… стать императором своего нового мира? Так сделал бы каждый.

Но он, Амброзий, не сделал.

— Мы отправим к нему людей, — продолжил центурион. Брат молчал, и он чувствовал, что надо что-то делать и говорить, молчать нельзя, иначе его накроет океан беспросветной жалости к себе и ничтожности, как когда он лишился руки. — Если он забыл, то мы заставим его вспомнить, что у нас есть мечи и копья. Пусть подавится своей шахтой. Пусть позовет к себе саксов хоть со всего континента — но сунет сюда свой собачий нос, мы отрежем его по самые уши. — он вспомнил Уну и рассмеялся. — Среди здешних людей даже бабы стоят троих, как они. Дай мне сотню людей, Утер, я выступлю завтра. Пока что… просто поговорить. Возможно, он позабыл уже об Амброзии Полу-бритте. В таком случае можно его пожалеть…

Он не думал сейчас о Вортигерне, о его людях, о его королевстве, о том, как он вообще перед ним предстанет, что скажет ему — сейчас он должен был чувствовать силу и ярость, ту выдуманную, нереальную, легендарную, сродни Риму в голове его брата. На мгновение он словно почувствовал боль в отсеченной руке. Это будет не война, не нападение, он придет в своем праве. И посмотрит на него, как на грязного шелудивого пса.

— Сто воинов? — услышал он брата. — Ты многого хочешь, Амброзий, очень многого. Знаешь, ты всегда был недальновидным, думаешь, я оставлю форт почти без защиты? Впрочем… Я всегда недолюбливал Вортигерна, но думаешь, за девять лет он не смог разгрести свою вонючую шахту? Достать всеми способами то свое олово, вырвать его из земли, лишившись ногтей? Обвалы разбираются, брат. И очень хорошо чужими руками.

Утер был спокоен и, даже сказать, безмятежен. Это сбивало с толку и путало, Амброзий сжал зубы. Он хочет окопаться на своей Стене и ждать, когда за ним явятся? Отряды солдат, попрятавшиеся по углам и безвольные. Он подошёл совсем близко к брату.

— Помнится, ты хотел власти, как в Риме. Называл себя здесь первым владыкой и господином. Что стало с тем Утером? Он прячется от одних варваров за спинами остальных.

Краем глаза Амброзий заметил движение возле двери. Он дернулся, обернулся. Лениво прислонившись к дверному косяку, на него смотрел пленный сакс.

— Ублюдок!

Центурион было метнулся к постели — на ней лежал меч — но крепкая рука брата удержала его.

— Что?.. Ты.

— Это совершенно лишнее, брат, — промолвил Утер и скрутил ему искалеченную руку. Амброзий взвыл, точно зверь, он не думал, что через девять лет боль будет такой яркой и острой. — Точно лишнее.

Амброзий видел, как расплывалось в щербатой улыбке уродливое лицо пленника, как тот вальяжно стоял и не двигался с места, будто он здесь хозяин, а центурион — его пленник, как лицо брата не выражало ни смущения, ни злобы, а лишь безразличие. От боли его ноги подкосились, и он упал на колени, разразившись бранью. За последний день он перестал понимать что-либо и лишь знал, что сейчас один против всех.

— Передай от меня привет Вортигерну, — участливо проговорил Утер, глядя на него сверху вниз. — Да, сперва он был большим другом тебе, чем мне, но знаешь… Со временем мы нашли с ним общий язык.

— Ты сволочь… — бормотал Амброзий. — Сволочь…

Он не знал, к кому именно сейчас обращается, но это было неважно.

— Я убью тебя.

— Да, да, ты всегда был чудесным братом, — заверил Утер. Он присел на корточки рядом с ним и схватил его крепко за волосы. — Знаешь, меня всегда удивляло, что ты смог так подняться. Сплошное везение, брат. Ведь ты лишен даже капли ума.

— Кончай с ним, — голос сакса был грубым и лающим. — До Повиса шесть дней пути. И приложи его посильнее, тогда дольше не придется кормить.

— Как скажешь.

Утер наклонился еще ниже. Амброзий плюнул в него.

— Прости, брат, — он услышал еле заметный шепот у правого уха, а затем темнота и каменный пол стремительно набросились на него.

Снова.

Солдат-император