Олух Царя Небесного

Видел я однажды такую войну – ночную грозу над озером. Войну духа Озера против духа Неба. Громовержец небесный посылал в Озеро свои огненные стрелы, а оттуда – страх господень! – в ответ мощные сполохи огненных брызг прямо туда – в его стихию. И, надо сказать, Озеро отстояло свои права – громовержец отступил, разъярённый, и ушёл за горизонт. Вот и у меня или – или. Только здесь: мой собственный дух против духа меня самого, и всё происходит во мне! Это будет похлеще разборок Фауста с Мефистофелем!

Когда у тебя раздвоение личности – это болезнь. По научному так: «Диссоциативное расстройство идентичности (расщепление личности) – очень редкое психическое расстройство, при котором личность человека разделяется и создаётся впечатление, что в теле одного человека существует несколько личностей». Но когда их число с каждым часом множится и от личностей уже не куда деваться, и все эти личности – твоё порождение! И все они – художники! И когда все эти художники рисуют твою картину, и не просто рисуют, а творят Образ Его Самого – тогда это уже не болезнь, это… твои трудовые будни.

Личности множатся, и все с утра до вечера творят Образ Его Самого. А Он всё не рождается, и не рождается! Не даётся – и всё тут! И кто-то уже запаниковал, кто-то впал в ступор. Кто-то уже отрёкся с лёгкостью Петра, кто-то предал с радостью Иуды. И не трижды, а многажды на день, потому что везде – тупик. Везде – страх Господень. И нет простора, нет воздуха, а только подвал, похожий на склеп. И вот уже подступает отчаяние. Башку дырявит многоголосый хор несостоявшихся мазил, а по углам валяется поломанный бог.

Я соскабливаю всё безобразие, что появилось на холсте и окончательно вхожу в мёртвую зону. То есть я не там, где мне положено быть – в сферах и высях, а конкретно здесь – в данном пространстве и времени. Я вижу свои перепачканные краской руки, вижу краску, вижу ненавистную плоскость холста. И всё! А снайпер держит меня на мушке. И я уже страстно хочу, чтобы он снёс мне полголовы! Как и кому поведать такое? С кем идёт моя пожизненная война? Кто меня убивает? От кого я бегу? Какого беса несу в себе? Кому всё это нужно? Омерта.

16. Пока страна загибалась…

Как я тогда выжил? Неведомо и непонятно. Мистика. Когда вся страна ломилась в сберкассы – поменять свои трудовые капиталы («Павловская реформа») я был холоден как рыба. Я был спокоен и бесстрастен как аристократ, когда товарищи по цеху меняли советские сторублёвки в кассе комбината. Я был туп как пенёк и недвижим как сфинкс. Не было у меня капитала. Нигде. Я был почти счастлив, наблюдая это безумие, и не думая ни о чём. Как жить, выживать, что завтра есть (в смысле, чем реально питаться)? Я не понимал даже самой постановки вопроса. Такого у нас не было никогда. Мы жили, решая совершенно другие проблемы.

А потом в стране началась что-то совсем уже несусветное и противоестественное – она съехала с рельс, соскочила с болтов, мы вошли в зону безвременья, а я… продолжал жить своей привычной жизнью. Нет, я, конечно, заволновался, глядя в телек, и видя странную и страшную новую страну, но я не соотносил это с собой. Я продолжал писать картины, пить (благо, этого добра теперь стало, хоть залейся). Я выставлялся!

А дальше я расскажу о том, о чём надо бы помалкивать. О своей мистической везухе. Как гласит народная мудрость: «Потерял – молчи, нашёл, – молчи». Не будь дураком – помалкивай в тряпочку. Не дёргай судьбу за усы! Ну, да, всё так. Однако. Не стоит в который раз напоминать, кто перед вами? И название романа не стоит озвучивать в очередной раз? Поэтому, и расскажу, всё как было.

Пока страна загибалась, и искала способы выживания, случай мне подкинул деньжат в самый отчаянный период моей жизни. У судьбы, нашёлся-таки «козырь за пазухой». Мать любила мне повторять, что родившись на Пасху, я принёс удачу семье. Сначала нам дали комнату в коммуналке, а потом и вовсе небывалый подарок – мы получили квартиру, что по тем временам было чудо из чудес. Короче, чудо случилось и в начале 90-х. В смысле, оно случилось раньше, но вначале 90-х я осознал насколько это чудо чудесно. Когда-то в советские времена матери удалось сделать невозможное – «родственный обмен» с матерью отца – бабой Шурой, о которой я упоминал уже. Вскоре его запретили, но квартирка так и осталась числиться за мной.  А что такое квартира в Москве – никому рассказывать не надо. Я сначала сдавал, а потом продал её за новые русские деньги, ставшие так популярны тогда в моей стране – долларии.