Дверь выбита ногой. Выглянув из проёма, Саша понимает, что шансов на удачное приземление почти нет. Огонь ослепляет, парк утопает в дыму.
— Ёбаный пиздец! Не видно же ни хуя!
Где-то справа должен быть глубокий сугроб, но туда же могло унести обломки балкона.
Саша прыгает наугад. Ударной волной его подбрасывает вверх и швыряет обратно на пылающую стену. Считая рёбрами обугленные брёвна, он падает в изувеченную пасть обвалившегося балкона.
Почему-то вдруг резко хочется есть. От смрада пережжённой перловки, нависшего в столовой, к горлу подступает тошнота. Облезлая ёлка тускло блестит тремя лампочками, да и тех почти не видно за ворохом самодельных бумажных игрушек.
— Дети! Давайте позовём Дедушку Мороза! — Любовь Кузьминична, она же Баба Люба, приторно сияет. — Ну-ка, все вместе!
Ей тоже скучно. С гораздо большим удовольствием она пошла бы домой, опохмелилась стаканом первача и легла спать.
— Здравствуй, Дедушка Мороз, — шипит Генка, ковыряясь ложкой в носу, — борода из ваты…
Уши закладывает, не то от всеобщего рёва, не то от грохота канонады и падающих стен. Улыбается довольная Баба Люба, кусками ржавой арматуры щерится навстречу груда обломков.
Дым застилает глаза, но уже не жжёт. Сквозь утренний туман проступают очертания сельского дома с чуть покосившимся частоколом и резными ставнями.
Девушка на крыльце, она настороженно всматривается в молочную пелену, вслушивается в каждый шорох, словно боится пропустить мимо свою судьбу. Длинноволосый парень, вынырнув из тумана с букетом ромашек, улыбается так глупо, как умеют только влюблённые. Счастье в глазах у обоих. Долгим ли оно было, это счастье?
Теперь Саша знает, кто они. И это неправда, что они не приходили. Поправ все запреты, они всегда были рядом, но ослеплённый злобой Саша не запоминал тех трепетных снов.
Туман редеет, кружит голову пьянящий запах летних трав. Или это земля уже слишком близко?
— Дети! — звенит прокуренный фальцет Бабы Любы. — Мы с вами взрослые! Мы понимаем, что никакого Деда Мороза не бывает! А за наше счастливое детство мы должны поблагодарить нашего любимого депутата Никиту Фёдоровича Поперечного!
Мозг рвётся в клочья троекратным «спасибо», ещё мгновение, и, как по детдомовской каше, растечётся по снегу праздничный клубничный джем. Надрывно завоют сирены, суетно забегают вокруг пожарные и врачи.
Гармошка зажата в руке. Отражая луну и пламя пожара, она сверкает дарственной надписью, напоминая о клятве, которую теперь будет сложно сдержать.