Омар Хайям. Гений, поэт, ученый

Когда мулла замолчал, заговорил доктор Академии. Он согласился со всеми уже упомянутыми фактами и с тем, что они не требуют никаких дополнительных доказательств. Рука Омара Хайяма, однако, совершила еще одно святотатство, не так широко известное.

Время от времени Омар Хайям пишет рубай, четверостишия, которые, хотя никогда и не были собраны воедино в книгу, повторяются во всех кварталах. Суфии особенно часто цитируют эти четверостишия, и нечестивые души используют их, бросая вызов Корану и традициям ислама. Ваш покорный слуга, скромный служитель улемы, собрал некоторые из этих четверостиший, переписанные разными почерками по всей Персии, однако все они принадлежат перу Омара Хайяма.

Если ученые мужи и достопочтенные кади разрешили бы ему, он, их покорный слуга, зачитал бы вслух эти нечестивые стихи, заранее испрашивая их прощения за произнесение слов, столь нечестивых по своему значению.

Среди присутствующих пробежала волна интереса, и все головы вытянулись вперед. Не каждый знал эти четверостишия. Сейчас, здесь создатель этих четверостиший сам себя обвинит своими же собственными словами.

– Читай и ничего не бойся, – сказал самый старый судья.

Медленно правовик читает стихи, и на лице Омара блуждает слабая улыбка воспоминаний… Вот Ясми рядом с ним, как мог он разделять мысль о рае… Действительно, вот вино спасло его от отчаяния… Ястреб, взлетевший, чтобы схватить книгу человеческой судьбы…

– От этих строчек веет кощунством, – сказал доктор, – но имеется и еще одна строчка явного богохульства.

…О ты, к кому обращены мольбы «Прости!»,
Скажи, где отыскать прощение твое…

Омар удивленно вскинул голову:

– Я не писал этого.

Никто ему не ответил. Бородатые лица под белыми тюрбанами были непроницаемы. Поднялся Газали, избегая смотреть Омару в глаза, и стал пробираться к ближайшему выходу. Омару все стало ясно. Словно строчки на бумаге, Омар сумел прочитать их приговор – он был осужден.

Он тоже поднялся на ноги, и тут напряжение в его душе спало. Ему не хотелось больше бороться с этими однобоко мыслящими учеными и судьями.

– Тебе есть что сказать нам, Омар Хайям? – обратился к нему муфтий.

– Да. Тот стих не мой. Но я могу прочитать вам строчки, еще не записанные мной, – добавил Омар, – они только сейчас пришли мне на ум, в соответствии с моментом.

Гневный ропот послужил ответом на высказывание Омара, и муфтий поднял руку:

– Иди и жди решения судей.

Когда его пропустили через дверь, в которую только что вышел Газали, рябой дервиш наклонился к нему и едва слышно прошептал:

– Святилище и убежище в Аламуте.

Омар ничего не произнес в ответ, и дервиш ускользнул прочь, а стражники подвели его к нише мечети, где тень от минарета лежала на камнях. Со вздохом Омар постарался устроиться поудобнее.

Он не был больше сыном Ибрагима и не был больше ходжой имамом Омаром, любимцем султана, осыпанным наградами и всеобщим поклонением. В течение долгих лет он слышал все эти великие споры, здесь, во внутреннем дворе мечети, в которой он учился у подножия знания, не был он больше ходжой Омаром, а лишь подсудимым, ждущим приговора. Сам муфтий вышел, чтобы сообщить ему решение суда.

– Все книги твои объявлены вне закона, как труды неверующего. Их запретят в школах, а те, что найдутся здесь, будут сожжены. «Обитель звезд» конфискована; впредь все будет принадлежать совету Нишапура. Тебе запрещено появляться в стенах города и выступать перед народом в границах правления Нишапура.

– Понятно, – ответил Омар. – Но что со мной?

Муфтий задумался, поглаживая бороду.

– Некоторые из судей считают тебя сумасшедшим, раз ты смог поднять руку на веру в Аллаха. Может, это и так, не знаю. Ты свободен, но должен покинуть Нишапур и все исламские академии.

– Надолго?

– Навсегда.

Когда стражники ушли, Омар вышел из ворот. Не обращая внимания на шепот в толпе, которая собралась посмотреть на него, он машинально повернул вниз по знакомой улице Продавцов Книг.

– О неверующий! – раздался насмешливый голос.

Группа школяров, толпой двигающаяся вниз к парку, затихла при его приближении. Из книжных лавок выглядывали любопытные лица, когда он проходил мимо. Там, где улица поворачивала, он остановился у фонтана. Вода сочилась из него так же, как и двадцать пять лет назад, и по-прежнему около него на камнях сидели женщины, погруженные в сплетни. Одна из них удивленно воскликнула что-то, девочка, заполнявшая водой глиняный кувшин, обернулась и опешила, увидев прямо перед собой Омара. Кувшин, наполовину заполненный, упал и разбился о камни.

– Прошу прощения! – порывисто сказал он и, развернувшись, пошел прочь.

Двадцать пять лет назад, когда он ждал у родника Ясми, он был настоящим, а все другие люди вокруг воспринимались им лишь как бледные тени, которые приходили и уходили, двигаясь, словно фигурки на китайском фонарике. Теперь они стали реальны, а он превратился в тень, без всякой цели бредущую куда-то. Это случилось тогда, когда они отняли у него «Обитель звезд».