Омар Хайям. Гений, поэт, ученый

Омар посмотрел вниз, в темнеющую долину:

– А если я откажусь?

– Я не могу сейчас отправить тебя назад в Нишапур. Пока некоторые события не произойдут, ты должен будешь оставаться здесь, как и твое искусство предсказания. Позже, если ты этого пожелаешь, сможешь уехать.

На мгновение Омар притих.

– Дайте мне неделю, – попросил он, – для принятия решения.

– Конечно. – Хасан, казалось, вздохнул облегченно. – В конце недели я буду ждать твоего ответа. До тех пор мои рабы в пределах этих стен – твои, командуй.

Оказавшись в своей комнате, Омар вздохнул с облегчением. Впервые ему было хорошо побыть одному, и он узнал некоторые удивительные вещи. Он был восхищен гением Хасана. Но в то же время он задавался вопросом, как лидер новой религии добывал богатство, необходимое, чтобы поддержать все это. Хасан упомянул некоторые статьи торговли, и, конечно, такие, как Акроенос, умели делать прибыль даже на смерти верблюда от чесотки; но Хасан должен был иметь какой-то иной источник богатства, о котором он не хотел рассказывать.

Реплики Газали, образы, всплывающие в уме: «Любое святое место честнее, чем сам обряд богослужения».

Если бы люди были в действительности не больше чем животные, наделенные разумом, то новая религия Хасана оказалась бы по логике лучше, чем ожидалось, – иерархия ученых умов, возглавляемая одним лидером, идущим к недостижимой цели.

– В конце концов, – сам себе возразил Омар, – республика Платона показалась бы более глупым местом. Это множество ученых, спорящих о счастье.

Не было бы столь уж плохо пожить в Аламуте с такой спутницей жизни, как Зоя, в месте, напоминавшем мировую обсерваторию всего мира. Ему не пришлось бы дискутировать с Низамом, или Газали, или своей собственной совестью. И это принесло бы облегчение. Но он обнаружил, что не желал бы становиться слугой человека, подобного Хасану.

Если бы он пошел на службу к Хасану, он не смог бы завершить свою собственную работу. А он только начал проверять теорию, что Земля вращается вокруг своей оси вместо пребывания в неподвижности в центре Вселенной.

«В любом случае я не думаю, что Хасан освободит меня, – размышлял он. – Нет, он не решится на это после всего виденного мною. Меня станут содержать здесь как пленника. Это неоспоримо. Выходит, я буду вынужден бежать прежде, чем неделя закончится». Приняв решение, он с сожалением подумал об очаровании Зои.

Прежде всего Омар задумался о неизвестном ему наркотике. Это странное искажение его чувств и последующие видения приходили не только от употребления вина, он знал возможности вина слишком хорошо, чтобы грешить на него. Средство, которое действовало на его мозг, было более сильным; оно исходило от дыма жаровен и кубков, из которых он пил. Он хотел бы избавиться от этого, потому что ему было необходимо мобилизовать все свои способности[35]. Было достаточно просто притвориться впавшим в гнев и приказать, чтобы невысокий черный раб никогда не ставил жаровню в его комнате. Но он подозревал, что, если бы он вдруг отказался от пряного вина, приносимого в его комнату, наркотик стали бы вводить каким-то другим способом. Невидимые наблюдатели должны были пребывать в уверенности, что он принимает наркотик ежедневно.

Поэтому он заявил, что ему мало вина, приносимого в его комнату в полдень и ночью; он возжелал флягу драгоценной жидкости, чтобы та всегда была подле него. Большая фляга была принесена. Хасан, должно быть, желал, чтобы в течение этой недели он не освободился от приема наркотика, и один кубок из фляги убедил Омара, что жидкость имела тот же самый ошеломляющий эффект, как и даваемые ему с самого начала наркотики.

– А теперь, – обратился он к фляге, – каждую ночь долина должна пить из тебя.

Когда стемнело и чернокожий раб вышел из комнаты, Омар наполнил ковш из фляги и вылил принесенное вино через амбразуру, не пригубив его. Но, когда лег спать, он обнаружил, что он жаждет его, уже привыкнув к наркотику.

Было трудно лежать и чувствовать аромат фляги рядом с собой. Раз он встал и пошел к ней, усилием воли вернув себя обратно. На своем стеганом одеяле лежал он без сна, все тело его дрожало от напряжения.

Следующей ночью, хотя он испытывал прежнее желание, он даже не пошевелился в сторону фляги и не прикасался к ней, а на четвертую ночь он спал уже, как обычно, без мысли об этом зелье, снова и снова размышляя о власти этого зелья над человеком.

Тем временем, прикрываясь научными наблюдениями за небом, он исследовал стены Аламута по всему периметру, не обнаружив места, где было бы возможно спуститься вниз. В исторических книгах он читал достаточно часто об изворотливых пленниках, которые ткали веревки из женских волос или рвали на полосы одеяла и спускались по таким стенам, но, казалось ему, такие истории было легче рассказывать, чем реализовать их на практике.