В «Трактате о всеобщности существования» Омара Хайяма говорится: «Четвертые — это суфии, которые не стремятся познать с помощью размышления и обдумывания, но очищают душу с помощью морального совершенствования от грязи природы и телесности. И когда субстанция очищена, она становится наравне с ангелами и в ней поистине проявляются эти образы. Этот путь лучше всего, так как мне известно, что ни для какого совершенствования нет лучшего, чем достоинство Господа. От Него нет ни запрещения, ни завесы
К началу XII века река суфизма была уже далеко не так прозрачна и чиста. Впрочем, и с самого начала суфийский путь не представлял собой чего-то универсального и однозначного. Тем не менее существует общая почти для всех суфийских тарикатов формула, которая по-своему выражает тотальную (социальную, психологическую, интеллектуальную) суть суфизма: человек от Аллаха; человек с Аллахом; человек для Аллаха; человек к Аллаху.
Знаменитый суфийский шейх Абу-ль-Хасан Харакани на вопрос, что такое суфизм, отвечал: «Река из трех источников: один — воздержание, другой — милосердие, третий — независимость от тварей Аллаха Всевышнего и Преславного». Первый источник вытекает из знаменитого хадиса Посланника Аллаха: «Несчастен раб динара, несчастен раб дирхема, несчастен раб куска лепешки». С этим высказыванием перекликается следующее рубаи Омара Хайяма:
Независимость у суфиев понималась в том смысле, что стремящийся к Всевышнему не должен привязываться к кому-либо из людей, поскольку сердце его должно быть переполнено единственной любовью к Творцу, к Аллаху. К людям же суфий обязан быть милосердным. Воздержание понималось не только в смысле аскетизма и бедности, но и в смысле отречения от своей индивидуальной воли и от своего нафса (своего «я», которое по определению ложно). «Господи, — молился шейх Бистами, — дай мне не существовать. Доколе между Тобой и мной будет находиться мой нафс?» Аскетизм как самоцель отвергался, поскольку в этом случае он являлся выражением тщеславия и гордости. Аскетизм должен был служить только средством очищения от привязанности к чувственному миру, от своих желаний, от любви к своему нафсу.
Конечно, в суфийском контексте Хайям безусловно относился к числу захидов, аскетов. Как сообщает один из его биографов Табризи в своем труде «Тарабхана», «…после него не осталось ни детей, ни наследства, кроме «Рубайята» и прозаических сочинений на языках арабском и фарси». Близость его восприятия аскетизма к суфийской подтверждается и следующим рубаи:
Но при всем том аскетизм Хайяма не является основанием для лицемерного самоупоения, упоения святостью аскетизма, что порой уже начало встречаться среди последователей суфизма X–XI веков. Именно против такого изощренного лицемерия выступал один из известных суфийских поэтов Ансари:
Аскетизм Омара Хайяма не отдаляет его от окружающего общества, он неравнодушен к боли и страданиям людей:
В различных системах суфизма число стадий тариката, «пути духовного совершенства», «пути к Всевышнему», различно. Наиболее общими считались четыре этапа.