«Омега-12»

Во второй раз навестить Йохима Ба в Ноттингемском клиническом центре Гижу и Маккензи сумели только спустя полгода – нравы в режимном секторе космоцентра были, понятное дело, суровые. Они шли локоть к локтю, больше не капитан и больше не бинж – в кадетских комбинезонах вообще без всяких нашивок, только с номерами на спинах, лишенные всех привилегий, званий и классов. Коротко остриженные, с обострившимися чертами лица.

Если повезет, через годик-полтора их восстановят в правах рядовых трассеров и, возможно, даже зачислят в какой-нибудь экипаж на заштатной трассе. Тот, кто допустил аварию, теряет все, это известно всякому.

Но к Йохиму Ба их все же отпустили.

В первый раз Гижу, Маккензи и Шарятьев приходили сюда дня через четыре после того, как ущербную Фрею с Титана на Землю доставила во чреве исполинская Кларесса. Йохим Ба плавал в физрастворе за толстым то ли стеклом, то ли пластиком и соображал не лучше, чем заспиртованный медвежонок в зоологическим музее. Врачи говорили, что шансы есть, и много, но нужно время. Молча постояв рядом с беспамятным товарищем по команде и несчастью несколько минут, они ушли.

После трибунала Шарятьева почему-то отослали в другой центр, хотя уместнее было бы отослать Маккензи – он как раз проходил по отдельной линии подготовки и относился к ведомству биоинженерии, в отличие от экс-капитана и экс-навигатора, которых когда-то готовили в одной школе, только на разных факультетах. С тех пор Гижу и Маккензи редко расставались, а причины перевода Шарятьева поняли несколько позже.

Они уже знали, что Ба поправляется, но двигательные функции еще не полностью восстановлены.

Невзирая на комбинезоны без нашивок, в спецсектор их пропустили без проволочек. И на этаж тоже. Строгая сухопарая медсестра безропотно проводила их в палату.

Палата… После крохотной камеры, в которой обитали Гижу и Маккензи уже шестой месяц, хотелось назвать ее дворцом.

Огромная, невероятно огромная комната под прозрачным куполом, в данный момент раскрытым. Сверху нависало летнее небо. Под куполом натурально росла трава и мелкие кустики – газон газоном. Вокруг – мраморная дорожка, лавочки; посреди специального пятачка – фонтанчик с рыбками. И только где-то там, вдали, у дальней стены виднелась койка, как раз напротив громадной видеопанели.

Йохим Ба сидел в кресле, у фонтанчика; рядом возвышался изящный столик, на котором красовалась ваза с фруктами; тут же стояли кувшин молока и глиняная кружка. Во втором кресле небрежным ворохом пузырились кое-как развернутые газеты. Бросалась в глаза палочка, бережно прислоненная к креслу.

Ба медленно повернулся в сторону посетителей, и сразу стало видно, что правая половина лица у него словно омертвела: даже морщины заканчивались на середине лба. Странно неподвижным оставался глаз. Ни намека на мимику, восковая маска, не лицо.

Точнее – пол-лица, потому что левая сторона жила. Но эта полуулыбка хорошо знакомого человека выглядела чужой.

– Здравствуй, Йохим, – твердо поздоровался Гижу.

– Здравствуй, – эхом повторил Маккензи.

– Отпустили наконец-то? – ответил Ба.

Говорил он тоже плохо, но в целом разборчиво.

– Здравствуйте. Вон там есть стул, тащите сюда.

За стулом сбегал Маккензи, Гижу тем временем убрал из второго кресла газеты.

– Сколько у вас времени?

– Минут десять, – виновато признался Гижу.

– Ага. Давайте обо мне не будем: выкарабкаюсь помалу. Лучше скажите, когда вы поняли?

Гижу на секунду опустил голову.

– Да я почти сразу понял, когда ты карты достал, – признался он. – Еле сдержался, чтобы не попросить тебя показать мизинец.

Ба улыбнулся своей жутковатой полуулыбкой:

– Ну, мизинец-то мне присобачили на совесть, даже шва не осталось.

– А я понял, – признался Маккензи, – когда ты нашел программу за какие-то двадцать минут. Я глянул – инверсировать такую уйму операций так быстро? А если учесть еще, что на поиск самой программы должно уйти какое-то время…

– А чего мне тянуть, если вы уже поняли, а остальные никогда и не поймут?

– Шарятьев тоже догадался. По крайней мере, что-то заподозрил.

– Да? Не ожидал от него. И как Шарятьев?

– Ничего. Летать будет вряд ли, но преподавателем стал отменным.

Ба вздохнул.

– Что ж… Каждому свой путь. К нам ему, сами понимаете, не судьба. А пацаны?

– Мрничек сбежал в дефектоскописты, в космос больше ни ногой. А Хомуха, представь себе, подался на навигаторский факультет!

– Вадик? – изумился Ба. – После того, как он нас всех чуть на тот свет не отправил?

– А он, оказывается, и не виноват был. Фрея еще с прошлого рейса на просчете вариативностей сбоила, что-то там у нее занедужилось, а космодромные бинжи проспали. Собственно, они тоже не виноваты: отклонение было в табличном пределе, просто стало больше, чем раньше. Но теперь статистика снята, думаю, таблицы уже обновили с учетом нашего случая. А Вадик, между прочим, тянет на золото по итогам полугодия!

– Ну, молоток! Рад за него!

Над палатой щебетали птицы.