– Но он – гнойник, который следует отсечь. Это проклятье 'нынешнего аристократического Рима, и даже наш император Нерон… – Петиллий прикусил язык. – Нет, ты был прав. Если бы он пришел, я не был бы к нему излишне строг. Забудь об этом и ступай отдыхать.
Глава десятая
Некоторым опытным легионерам удалось в ту ночь немного поспать, но Квинт не принадлежал к их числу. Он сидел рядом с Фероксом, привалясь к скале, и, глядя в ночь, размышлял. Думал о матери и сестре, и о поисках, которые привели его в Британию и некогда казавшимся ему самым важным, что есть на свете. Потом подумал о Регане, – он все еще носил ее пряжку, приколов ее к белой льняной тунике под начищенной центурионской кирасой, – о Регане, что была далеко, на другом конце Британии, в странном доме Верховного друида вокруг живого дерева. Возле этого Дерева он поцеловал ее, там они признались друг другу во взаимной любви.
«Ты не вспомнишь этого, Квинт – иначе бы я не допустила… » Но теперь он
– Регана… – прошептал он. Мольба, исполненная страстной тоски и желания была столь сильна, что ему казалось, будто девушка может ее услышать. Но она тут же пресеклась – бледные лучи рассвета уже пробивались сквозь деревья.
Квинт внимательно осмотрел Ферокса – копыта, седло и уздечку, затем поднял своих людей и велел им снова проверить лошадей и оружие. Пожелал доброго утра Руфию. Тот отдал честь и сказал:
– Похоже, будет отличный день, центурион.
– Похоже на то, – ответил Квинт, и, обернувшись, увидел Диона и Фабиана.
– Отличный день, чтобы приканчивать королев? – хихикнул Дион. – А мы пришли, чтобы позавтракать с тобой. Чувствительный порыв. Виват пшеничным сухарям! – И он раскусил сухарь крепкими ровными зубами.
Фабиан неторопливо улыбнулся Квинту.
– Все, что беспокоит Диона, это его брюхо, как ты должно быть, помнишь.
– Помню, – Квинт усмехнулся в ответ. Он был глубоко рад видеть их обоих, понимая, хотя никто не допускал и намека на это, что оба пришли с ним попрощаться, на всякий случай. – Где вас разместили?
– В Четырнадцатом, в пятой когорте, как раз за штурмовыми отрядами, – сказал Фабиан. Оба гонца были сейчас в полном армейском вооружении, при двух дротиках, легком и тяжелом, и коротких мечах.
– Я, по правде, в лучшем положении, – заявил Дион. – Как выгодно порой быть коротышкой! Отступив немного, я могу полностью спрятаться за спиной этого здоровенного галла. Очень удобно!
Квинт и Фабиан, знавшие отвагу Диона, не обращали внимания на его болтовню.
– Интересно, когда Боадицея почтит нас своим прибытием? – спросил Квинт.
– Думаю, вскоре после рассвета, – отвечал Фабиан. – Один из наших шпионов-кантиев сообщил, что в эту ночь она стояла лагерем в Браухинге.
Едва он договорил, над лагерем раздался трубный сигнал тревоги.
– Ну, мы пошли развлекаться. – Дион хлопнул Квинта по плечу. – Доброй охоты!
– И вам того же.
Они пожали друг другу руки. Спеша через лощину к своим постам, Фабиан с Дионом задержались у грубого каменного алтаря, Юпитера, дотронувшись до него на ходу. Да, подумал Квинт, вознесший клятву у этого алтаря несколько раньше, может быть верховный бог сохранит сегодня Рим под своей защитой. Он обернулся и убедился, что все его люди уже поднялись в седла.
Кирпично-красный диск солнца поднялся над лесом. Лучи его озарили лощину, где ожидали легионеры. Затем собрались облака и небо стало жемчужно-серым. С севера потянуло холодным ветром. Все еще ничего не происходило. Лошади переминались, пощипывая чахлую траву. Люди приглушенно переговаривались. Напряжение разбил губернатор, подъехавший на высоком гнедом коне.
Светоний окинул взглядом расположение и экипировку солдат.
– Повтори, что ты должен делать, – приказал он Квинту.
– Ждать… Не двигаться, когда легионы пойдут в бой сразу после твоего сигнала. Затем атаковать здесь, – Квинт указал вправо, на склон, – следовать внизу за легатом Петиллием и пробиваться, сквозь врага навстречу левому крылу кавалерии.
Губернатор кивнул.
– И сомкнуть клещи. Легат Петиллий решит, когда поворачивать. – Он тронул поводья и поехал к следующему центуриону и его отряду. В два часа Светоний проверил все свои силы и вернулся обратно, заняв место в тылу пехотинцев.
Это сон, и ничего не случится, думал Квинт, как и все неотрывно вглядываясь в кремнистую равнину. Не было ни проблеска солнца, ни дождя, лишь пасмурное серое небо и порывистый ветер.
Именно ветер принес первое предупреждение, когда Квинт в двадцатый раз проверял острие кавалерийского копья и взвешивал на руке тяжелый щит.