Омен. Пенталогия

Бреннан давил и давил педаль газа, бросая взгляды по сторонам. Колеса буксовали. И вдруг машина дернулась, и тут же за окнами стремительно замелькали придорожные кусты. Однако ни один механизм в автомобиле не подчинялся Бреннану. Машина вышла из-под контроля.

Бреннан судорожно нажимал на всякие кнопки, до отказа давил на педали, но машина существовала теперь словно сама по себе. Невыносимый приступ тошноты захлестнул его, и, закашлявшись, Бреннан взглянул в зеркальце над собой. Оттуда на него уставился младенец, яаросший густой шерстью.

Беззубый рот ребенка кривился в гнусной ухмылке. Закричав, Бреннан прикрыл руками глаза. В этот момент машина рухнула в кювет. Голова Бреннана врезалась в лобовое стекло.

Маргарет Бреннан рассеянно наблюдала за происходящим на экране. Время от времени она поглядывала на часы. Зазвонил телефон.

— Привет, — бодро поздоровалась Маргарет, а затем вежливо добавила: — Нет, он еще не вернулся. Я обязательно дам вам знать. — Женщина уютно устроилась на диване. Через полчаса вновь раздался телефонный звонок. Маргарет сняла трубку.

— Да, да, да, — трижды повторила она. И вдруг приглушенно вскрикнула:

— В каком госпитале? Где это находится? — воскликнула Маргарет и бросилась к двери.

Ребенок смотрел на него широко раскрытыми глазами. Его терзала мучительная боль, но младенец грустно улыбался. Бреннан протянул к нему руки, пытаясь снять его с деревянного креста, но не смог нащупать ладоней ребенка. Детское тельце уже начало холодеть, сбоку меж крошечных ребер зияла страшная рана. Бреннан попытался дотянуться до ручонок, которые были закинуты за голову мальчика и прибиты ладошками к кресту.

Бреннан закричал от ужаса, но вопль этот застрял в его горле. В отчаянье Бреннан старался выдрать огромный гвоздь из детских ладошек, но тело ребенка только вздрогнуло и опять поникло. Несмотря на предсмертную агонию, ребенок улыбался Бреннану. Смирение и прощение, жалость и печаль сквозили в этой светлой, тихой улыбке. Над головой маленького страдальца виднелась надпись. Это была латынь, и Бреннан не понял ни слова.

Но должен ведь кто-то помочь!

Бреннан бросился прочь от креста. Его опять преследовало жуткое зловоние: теперь за ним гнался другой ребенок. С головы до ног тот был покрыт густой шерстью. Изо рта его доносился трупный смрад, а вместо ногтей чернели звериные когти.

Бреннан уже различал какие-то голоса, но по-прежнему ничего не видел. Прямо возле его уха незнакомый мужчина произнес:

— Он без конца твердит об одном и том же: сотня убиенных младенцев, и еще какой-то распятый ребенок.

— Да! — воскликнул Бреннан. Где он, этот мужчина, сейчас Бреннан ему все расскажет. Но Филипп опять не услышал своего голоса.

— Но в живых-то он останется? — донесся до Бреннана взволнованный женский голос. Он был ему знаком, и Филипп силился вспомнить имя своей жены. Но не смог. Он почувствовал прикосновение руки, затем легкий укол и опять провалился в тьму. И снова он звал кого-то на помощь, умоляя подойти и снять младенца с креста…

В этот раз рука была нежной и мягкой; теплая женская рука, ласково гладившая его лоб. Он вцепился в нее, изо всех сил стараясь разомкнуть веки. Тщетно. Тогда он ощупал руку и обнаружил на пальце знакомый шрам, что-то вроде родимого пятна. Он услышал ее голос, внушавший ему, что все будет хорошо. Он как ребенок, держался за ее палец, ощущая, как горит крохотная отметина. Он с силой сжал знакомую руку и услышал вскрик. А потом опять укол. И вновь тьма поглотила его.

Когда он проснулся, первое, что бросилось ему в глаза, были занавески на окнах его собственного дома. Как же странно, он их узнал с первого взгляда. В висках стучало, но видения исчезли. Он заморгал, силясь вспомнить, что же с ним стряслось, но память опять подвела его. Он дотронулся до своей головы. Она была забинтована. Опираясь на подушку, он попытался было сесть, но тут же без сил рухнул на постель. Однако через некоторое время ему все-таки удалось опустить на пол ноги и дотянуться до зеркальца, лежащего на столике рядом с кроватью. Его охватила дрожь, когда он вдруг подумал, что может увидеть в зеркале. И все-таки он взглянул в него. Это было его собственное лицо — небритое и помятое — но его.

— Филипп!

В дверях спальни стояла жена. Улыбнувшись, она направилась к постели и склонилась над мужем. Маргарет тепло коснулась губами его щеки.

Филипп засунул ноги под одеяло.

— Здорово тебя разукрасило! — весело заметила Маргарет.

— Расскажи мне все, пожалуйста.

— Да что тут особенно рассказывать-то. Ты разбил машину. Тебя нашли в тот момент, когда ты — весь окровавленный, бродил и…

— А младенца спасли?

— И у тебя до сих пор продолжаются галлюцинации. — Маргарет улыбалась, как улыбаются обычно маленьким детишкам: — Но голова твоя так сильно пострадала, что удивляться этому не приходится. Жена снова погладила его по щеке: — Ладно, поспи лучше. Уже все хорошо.

И она вышла из спальни, виляя бедрами, словно уличная девка.