Омерта десантника

В досье, которое предоставил Сафронову Лорд, были отмечены многие особенности жизнедеятельности бывших деловых партнеров Петра Васильевича. В том числе и пикантная болезнь Степана Митрофановича, вследствие которой он должен был посещать туалет несколько чаще здоровых граждан. Вот и сейчас он двинулся именно туда в сопровождении двух охранников. Однако именно в эти самые минуты к двери с буквой «М» приблизился и один из участвующих в массовке эсэсовцев. По крайней мере, так воспринимали Сафронова уткинские телохранители.

– Стоп! – выставил вперед ладонь один из них, и второй закрыл своим широким телом дверь, а своим стриженым затылком при этом почти полностью заслонив и букву «М».

– Хольс дэр тойфель! Варум?[38] – раздраженно, с чисто оккупантской интонацией отреагировал Сафронов.

Весь его вид выражал недоумение. Автомат свой Сафронов предусмотрительно спрятал за толстыми, редко раздвигаемыми шторами фойе, поэтому сейчас выглядел безоружным и, следовательно, безопасным частником массовки. Туда же, за шторы, спрятал он до поры до времени и купленную в театральном буфете подарочную коробку конфет.

– Тебе ясно сказали! Десять минут подождешь! – рявкнул второй, более высокий.

Сафронов лишь развел руками, сделал полшага назад, прислонился к стенке. Дескать, что с вами сделаешь, подожду. Секунд десять он стоял неподвижно, затем достал из кармана парабеллум, стал вертеть его в руках.

– Эй, ты по-русски понимаешь? – окликнул Сафронова тот, что пониже.

– Нем-но-го, – по слогам ответил Сафронов, не убирая пистолета.

– Дай-ка сюда оружие! – скомандовал телохранитель.

Сафронов пожал плечами, затем нехотя протянул охраннику парабеллум. Тот быстрым движением взял его, но, вместо того чтобы временно убрать в карман, стал рассматривать. Элементарное любопытство взяло верх. Тем более что длинный, изъясняющийся на немецком артист массовки не производил опасного впечатления.

– Настоящий?! – с недоумением произнес телохранитель, бросив быстрый взгляд на своего напарника и тут же на Сафронова.

– Какой дали, – пожал плечами Сафронов, не меняя при этом расслабленной позы.

– А ну-ка! – второй охранник сгреб парабеллум своей огромной лапой.

В это самое мгновение Сафронов нанес ему удар по открытой челюсти. И тут же пробил второго в солнечное сплетение. Все это Сафронов проделал столь резко и быстро, что даже успел поймать на лету свой парабеллум, который выпал из рук второго телохранителя.

– Вот так, ребята, – только и произнес Сафронов, оглядев два нокаутированных тела.

Еще в училище ему предлагали оставить десантную службу и уйти в большой спорт. Длинные руки, отменная реакция, поставленный удар – все это позволило бы Сафронову одерживать победы не только на внутриармейских чемпионатах… Да и тренировки с Митей во флягерсовской «комнате отдыха» не дали потерять форму.

Не теряя времени, Сафронов затащил оба тела в туалет, затолкал в одну из пустующих кабин. Быстро обыскал, изъяв рации и оружие. Затем приковал наручниками друг к другу. Помучаются ребятишки, когда в себя придут. Дай бог, минут через восемь, не раньше.

– Тихо, Степан Митрофанович! – произнес Сафронов, встретив Уткина на выходе из туалетной кабинки.

Парабеллум уперся в побелевшую физиономию бывшего партийного босса, столь грамотно перешедшего на новые методы хозяйствования. Вот только с охраной не посчастливилось…

Глава 11

– Бардак! Бардак! Кругом бардак! – пропел девичий хор под аккомпанемент баяна, виолончели, а также электрогитары, и на сцене появился Хлестаков.

Он бормотал несвязный текст, через каждые два слова повторяя «С Пушкиным на дружеской ноге». Бормоча, Хлестаков срывал с себя фрак добропорядочного господина и не слишком умело напяливал на себя коричневый мундир без знаков различия. Застегнув последнюю пуговицу, он сбросил с себя панталоны и облачился в широкие галифе. Как только он стал надевать сапоги, послышался барабанный бой, и в проходе между рядами появились автоматчики, ведущие под конвоем добропорядочных граждан. Кто-то из этих несчастных был облачен во фрак, кто-то, напротив, в современный панковско-молодежный прикид, а кто-то и вовсе в достаточно дорогой современный костюм. Но все они шли, опустив голову, с обреченным понурым видом. Шли на заклание провозгласившему Большую Ревизию Хлестакову. Автоматчики держали оружие в боевом положении и готовы были открыть огонь по любому, кто решится бежать.

– Слушай, – вдруг сказала юная жена Шубина супруге Степана Митрофановича. – Посмотри-ка, вон тот, который с краю бредет, рядом с высоким фашистом! Так похож на твоего Степу!

– Что ты болтаешь, моя драгоценная? – отозвался вместо уткинской жены Виталий Павлович.