ОМУ

Когда псалом был закончен, приступили к молитве. Опытный старый миссионер предусмотрительно не затягивал ее, так как прихожане сразу же стали проявлять беспокойство и недостаток внимания.

Затем была прочитана глава из библии на таитянском языке, выбран текст и началась проповедь. Ее слушали с гораздо большим интересом, чем я ожидал.

Многие рассказывали мне, что проповеди, рассчитанные на то, чтобы увлечь простодушных слушателей, иностранцам, естественно, кажутся довольно забавными; миссионерам приходится подробно описывать пароходы, кареты лорда-мэра и пускаемые в Лондоне фейерверки. Поэтому я позаботился запастись хорошим переводчиком в лице одного толкового матроса-гавайца, с которым недавно познакомился.

— Ну, Джек, — сказал я до того, как мы вошли в церковь. — Слушай каждое слово, когда миссионер начнет говорить, и переводи как можно подробнее.

Изложение Джеком проповеди не отличалось, вероятно, совершенством; к тому же, я тогда не записал ее. Тем не менее я попытаюсь воспроизвести то, что осталось у меня в памяти, пользуясь при этом по мере возможности выражениями самого Джека, чтобы ничего не потерялось от двойного перевода.

— Мои добрые друзья, я рад видеть вас и очень доволен, что могу сегодня с вами немного побеседовать. Добрые друзья, очень плохие времена в Таити; это заставляет меня плакать. Помаре ушла… остров больше не ваш, а ви-ви (французов). Злые патеры тоже здесь; и злые идолы в женской одежде и с медными цепочками.[77]

— Добрые друзья, вы не говорите с ними, не смотрите на них… Да, я знаю, вы не будете… Они шайка разбойников, эти злые ви-ви. Вскоре этих плохих людей заставят очень быстро уйти. Явятся из Беретани корабли с громом, и они уйдут. Но пока хватит, погодя я поговорю об этом еще.

— Добрые друзья, много теперь здесь китобойных судов, и много плохих людей пришло на них. Хороших матросов среди них нет — вы это прекрасно знаете. Они приезжают сюда, потому что таких плохих дома не держат.

— Мои дорогие девушки, не бегайте за матросами… не ходите, где они ходят; они причинят вам зло. Там, откуда они приехали, хорошие люди с ними не разговаривают… там они как собаки. Здесь они разговаривают с Помаре и пьют арва[78] с великим Пуфаи.[79]

— Добрые друзья, этот остров очень маленький, но очень плохой и очень бедный; зло и бедность всегда идут рука об руку. Почему Беретани такая великая? Потому что тот остров хороший и посылает миконари[80] к бедным канакам.[81] В Беретани все богатые; много вещей покупают и много вещей продают. Дома больше, чем у Помаре, и наряднее. А еще, все ездят в каретах, которые больше, чем у нее,[82] и каждый день носят тонкую таппу. (Затем были перечислены и описаны еще некоторые заманчивые достижения цивилизации.)

— Добрые друзья, в моем доме осталось мало еды. Шхуны из Сиднея не везут мешки с мукой, а канаки не приносят достаточно свиней и плодов. Миконари много делают для канаков, канаки мало делают для миконари. Итак, добрые друзья, сплетите побольше корзин из листьев кокосовых пальм, наполните их и завтра принесите.

Такова суть большей части проповеди; и что бы о ней ни думали, она была специально приспособлена к образу мышления островитян, которые воспринимают лишь то, что осязаемо или ново и поражает их воображение. Для них сухая проповедь оказалась бы невероятно скучна.

Таитяне, можно сказать, почти никогда не размышляют: они — сплошной порыв. Поэтому миссионеры не пытаются втолковывать им догматы, а ограничиваются краткими разъяснениями простых истин, из числа тех, что печатаются в азбуках крупный шрифтом и в сопровождении забавных рисунков. В результате им никогда или почти никогда не удается пробудить в своей пастве что-либо похожее на стойкое религиозное чувство.

В сущности на земле, вероятно, нет народа, по своему характеру менее восприимчивого к христианскому учению, чем полинезийцы. Я утверждаю это, хотя мне хорошо известно так называемое «великое возрождение Сандвичевых островов» в 1836 году, когда в течение нескольких недель тысячи туземцев были приняты в лоно церкви. Но этого достигли отнюдь не нравственными убеждениями, о чем свидетельствовал очень быстрый возврат к прежней распущенности. Переход в христианство был закономерным следствием нездорового настроения, порожденного тяжелыми бедствиями и овладевшего умами, на редкость склонными к суеверию; оно явилось также следствием фантастической пропаганды, которая привела к горячей вере в то, что боги миссионеров мстили за царившее в стране беззаконие.[83]