Я сразу почувствовала, что нахожусь дома. Мои близкие при любой неожиданности всегда подозревают самое страшное — семья полицейского как никак! Так странно было ощущать это после всего пережитого: я повзрослела, наверное, лет на десять за последний месяц, а мама с бабушкой совсем не изменились.
— Мам, все нормально! — завопила я, изо всех сил обнимая ее.
Сзади меня обхватили крепкие руки бабушки. Я почувствовала знакомый с детства запах одеколона "Красная Москва", и слезы сами побежали по щекам.
— А почему ты плачешь? — спросила мама, не замечая, что у нее тоже текут слезы. — Почему она плачет? — грозно осведомилась она у Саймона, который молча наблюдал эту сцену.
— А ты почему плачешь? — сквозь слезы улыбнулась я.
— Кажется, теперь я знаю, в кого Полина такая эмоциональная! — улыбнулся Саймон.
Он подобрал с пола рассыпавшиеся цветы и стоял, не зная, куда поставить букет. Мама, чуть успокоившись, стала наливать воду в аляповатую большую вазу.
— Вот, пациенты подарили! — смущенно пояснила она, ставя ее на стол.
Я понимала, что маме больше всего хочется узнать, как я оказалась здесь, да еще вместе с Саймоном, но она изо всех сил сдерживает себя перед ним. Поэтому я начала сама:
— Мам, мы с Саймоном встретились в Турции и решили снова быть вместе.
— Да уж видим! — проворчала накрывавшая на стол бабушка.
— И ты ушла с этой своей работы? Ты больше не работаешь с Антоном Борисовичем? — не вытерпела мама. И тут же покосилась на Саймона: не сказала ли она лишнее?
— Нет. Там я больше не работаю.
— Полиночка! Как же это хорошо! — неожиданно воскликнула мама. — Я ведь нашла для тебя хорошее учебное заведение! В Сочи есть психолого-педагогический институт, туда еще можно подать документы… И главное, жить будешь рядом с нами! — я поняла, что это для мамы самое важное. Наверное, она очень скучала по мне.
— Спасибо, мам, я подумаю… — сказала я, принимаясь за еду.
Вечером я вышла в сад проводить Саймона. Я предупредила маму с бабушкой, что из-за недоразумения с журналистами Саймон пока не хочет, чтобы о нашем появлении знали в поселке. Бабушка посмотрела на нас недоверчиво, но согласилась. Мама тоже не стала спорить, ее гораздо больше волновало, соглашусь ли я поступать в сочинский институт.
Мы стояли у нашей калитки, подставив лица теплому ночному ветру. Я никак не могла отпустить руку Саймона — не хотелось, чтобы он уходил. После мучительного отчуждения последних дней я вновь чувствовала, что он мой. Это было опьяняющее ощущение. Даже мысль о том, что наши надежды не оправдались и Саймон не станет человеком, не причиняла мне сейчас боли. Свободной рукой любимый провел по моему лицу.
— Полина!
— Что?
— Ничего. Мне просто нравится произносить твое имя…
Я вспомнила, сколько раз я сама произносила "Саймон!", только чтобы насладиться звучанием. Значит, он испытывает что-то похожее? И я задала вопрос, который уже несколько часов вертелся у меня на языке:
— Когда ты спас меня, мне показалось, что ты реагируешь очень бурно — Почти как человек — Может быть, что-то изменилось в тебе?
— Едва ли… Я по-прежнему не могу прожить без воды и сейчас чувствую, что мне пора к морю… — задумчиво произнес Саймон. — А тогда в колодце… Я злился на себя за то, что раньше не верил тебе. Я пережил ужасный страх за тебя и в то же время восхищался твоим поступком… Но ты ведь и раньше заставляла меня чувствовать, это твой дар! — кончики его четко очерченных губ дрогнули в улыбке.
Я заставила себя выпустить его руку.
— Тебе надо к морю…
— Да. Но я не уйду, пока ты не обещаешь мне серьезно подумать о сочинском институте. Ты будешь учиться, и я смогу быть рядом с тобой!
Последняя его фраза решила все.
— Конечно! Я буду учиться… Но ведь тебя ищут, ты не сможешь жить в Сочи! — спохватилась я.
— Я решу этот вопрос. Если ты обещаешь мне учиться…
— Обещаю!
Заходя в дом, я опасалась, что мама и бабушка начнут мучить меня расспросами, поэтому сразу объявила:
— Мам! Насчет института я согласна!
Наверняка они с бабушкой обсуждали мое предстоящее поступление допоздна. Я же уснула, едва оказалась в кровати. Впервые за последнее время — счастливая.
Последний шанс
Утром меня разбудил телефонный звонок. Я очень удивилась, услышав низкий голос Магды:
— Полина, у тебя все хорошо?
— Ну да, нормально… — пробормотала я, не зная, как реагировать на ее интерес. Если в отношении профессора у меня не было сомнений, то с Магдой было далеко не все понятно. Знает ли она, о чем мы говорили со Стояном в лаборатории? И о том, что он замышлял?
— Анжей сказал мне, что ты вчера побывала в колодце Морских… — нерешительно произнесла Магда.
— И что? Вы с профессором разочарованы, что я еще жива? — не выдержала я.
— Нет, что ты, девочка, как можно! — искренне возмутилась она.
Я смутилась. Может быть, она ни в чем не замешана, а я так резко говорю с ней.
— Извините, Магда, я не хотела вас обидеть. Вчера я прыгнула в колодец, но Саймон спас меня.
— Но зачем же ты прыгнула? — ее голос звучал взволнованно.
— Меня убедил профессор. И зеркала…