– Это я. Сейчас, подождите!
Глафира бросила помойное ведро, которое занесла с улицы – оно так и простояло всю неделю у калитки, – и побежала за дровами. Обследовала растерянно пустой дровяник, заглянула в сарай и схватила старую ручную пилу. Осмотревшись, она решительно принялась ломать и пилить дряхлый штакетник забора.
Старуха рассердится, конечно. Но после. А сейчас пусть отогреется, все равно Глафира больше к ней не придет. Надо бы выяснить, куда позвонить, чтобы бабку забрали или хотя бы присмотрели за ней. В какие-то соцслужбы. Пропадет ведь.
Вскоре Глафира затопила печь.
– Я окорочок принесла, лапшички. Сейчас бульончик сварю.
– Иди сюда, – позвала вдруг старуха.
Глафира подскочила.
– Семечко Вера съела, – сообщила она. – Пирог испекла. Части закваски раздала добрым людям, все сделала, как в бумажке было написано.
– Вот, на, – прохрипела бабка-шептунья.
Вытянув из-под грязных одеял костлявую руку, старуха протянула Глафире еще один скомканный листок бумаги.
Глафира приняла комочек. Пальцы знахарки разжались.
И она умерла. Кожа на ее лице вмиг истончилась, высохла, обтянув череп, и казалась теперь хрупкой, как выгоревшая на солнце старая газета. Глаза запали, а челюсть, наоборот, обнажилась, выперла.
Глафира в ужасе отпрянула, а потом, сдернув с вешалки куртку и одеваясь на бегу, вылетела из дома. Она бросилась к остановке. Тут и автобус подошел. Как удачно! Глафира мигом вскочила в него.
А после она узнала, что дом ведьмы сгорел. Про топившуюся печку-то забыла!
Записку Глафира развернула еще в автобусе. Там снова оказалась инструкция, на этот раз по уходу за чайным грибом. Глафира растерялась – зачем это ей, ведь про чайный гриб старуха ничего не говорила, не просила его забрать. Может, просто не успела сказать? А Вере пить его надо? Говорят, что чайный квас, который делает этот гриб, полезен – кладезь витаминов. Но не возвращаться же за ним к мертвой старухе… Наверняка у кого-то из знакомых есть такой, надо будет поспрашивать. Но согласится ли Вера его пить? Вон как с семечком обернулось…
Уже в сумерках Глафира вернулась домой, плеснула кипятка на заварку – с дороги нестерпимо хотелось крепкого сладкого чая. Она переоделась в домашний халат, созвонилась с Верой, а когда наконец снова вошла на кухню за согревающей чашкой, то увидела вдруг, что в стеклянном прозрачном чайнике что-то плавает.
Какой-то комочек.
Глафира открыла крышку и обнаружила маленький чайный гриб.
Ровно через девять месяцев у Веры родилась девочка.
Назвали Цветаной.
Глава 13
Дружина. Горыныч
Жар-птица никогда не плакала. Девочка-сорванец, дружинник и боевой товарищ. Ночка не мог припомнить такое диво дивное – рыдающую Мари. Даже когда День ей случайно заехал по лицу веткой, она только зло сплюнула кровь, но не пролила ни слезинки. Мари ведь такая: все детство с парнями, разбитые коленки, руки в цыпках. Она даже собиралась отрезать свой шикарный рыжий хвост – неудобно ей, видите ли, с волосьями, мыть долго, сушить, на ветру в рот лезут. Хотела короткий ежик, как у брата. Но тут уже дружинники воспротивились: какая же Жар-птица без хвоста?
Так что, кажется, Горыныч был единственным парнем, который довел Мари до слез.
И благодаря этому попал в Дружину.
Присоединился к компании Колька относительно недавно – в конце прошлого учебного года. Ночка только-только узнал о намечающемся переезде. Князев-отец сообщил, что на следующий год Ром пойдет уже в другую школу. Но переезд задержался, застопорился, и Ночка остался в родном классе еще на целую четверть. Хотя тайно надеялся в душе, что в последний момент у отца все сорвется и никакого переезда не будет до самого выпускного.
А той весной он ходил, оглушенный неожиданной вестью, и смотрел на школу так, словно видел ее в первый раз. Друзья не понимали, чем он мучается, ведь Ночка не хотел рассказывать заранее, словно фраза «Я уезжаю» на самом деле заклинание. Пока он не говорил о переезде, в него можно было не верить.
После уроков Ночка слонялся по гулким коридорам, заглядывал в пустые классы. Дню и Кощею он сказал, что родители наняли ему репетитора по русскому языку, мол, хотят, чтобы он окончил школу с золотой медалью. Поэтому ребята уходили домой, не подозревая, что Ночка просто отделывался от них. А он бродил призраком по опустевшему зданию, обиженный на друзей за то, что они-то останутся тут все вместе, и ненавидящий себя за это чувство к ним.
Князева-мать, его Маленькая мама, закатывала глаза и вздыхала:
– Не понимаю тебя, Ром, все и так разъедутся после одиннадцатого, что за трагедия?
Все разъедутся, да. А он отколется. Как объяснить маме, что год – это много и за это время легко стать чужим? Отрезанным ломтем. Все его одноклассники потом будут вспоминать выпускной, а у него этих воспоминаний не будет. Разве он сможет быстро найти друзей на новом месте? А таких, как дружинники, точно не будет уже никогда.