Омут

Главные лица собрались и расположились на уютной полянке, на ковре вокруг широкой скатерти, которую вполне можно было принять за сказочную скатерть-самобранку, столько громоздилось на ней выпивки и закуски в дорогой посуде. Впрочем, ничего сказочного в этом не было — продукты и бутылки, первые плоды нэпманского изобилия, были вполне легально закуплены и привезены в рощу на извозчике.

Икра, балыки, окорок, колбасы, телятина и прочее вперемежку с гранеными штофами, зелеными бутылками, хрустальными бокалами и серебряными стопками призваны были удовлетворить разнообразные вкусы достаточно разных собравшихся здесь людей. Так, аккуратный, тщательно причесанный Техник, в пиджаке, с галстуком, ничем не походил на экзотического Бессмертного, одного из самых шумных и дерзких налетчиков. Он был одет в красную косоворотку, черные кудри расчесывал только пятерней и время от времени удалял пыль кружевным носовым платком с празднично блестевших лакированных сапог.

Как все знали, в карманах и за пазухой Бессмертный всегда носил три пистолета и ручную гранату. Поэтому Техник, у которого, кроме пистолета под мышкой на специально сшитой портупее, ничего не было, сразу же предложил:

— Послушай, Бессмертный, чтобы я не портил себе аппетит, отдай свою лимонку подержать кому-нибудь из ребят, кто подальше.

Бессмертный хохотнул:

— А мне с ней естся веселее.

Техник посмотрел серьезно.

— Однако нужно и общество уважать.

— Ладно, уважу, — уступил Бессмертный. — На, подержи, — сказал он молчаливому верзиле. — Только дальше чем на бросок не удаляйся.

Лишенный чувства юмора исполнительный верзила так и сделал, взял гранату и расположился поодаль.

— Теперь можно выпить и закусить.

Выпили для затравки.

— Какие будут предложения по повестке дня? — спросил Техник и посмотрел на Бессмертного.

— Еще чего… Об чем нужно, об том и потолкуем.

— Прекрасно. Тогда сформулируем повестку так: новая экономическая политика и наши очередные задачи — первый вопрос. Второй — разное. По первому вопросу собираюсь доложить я. Возражений нет?

Возражений не было.

— Перехожу к изложению. Мы, свободные люди России, до сих пор занимали одинаковую позицию по отношению ко всем властям. Если можно сказать, мы были к ним снисходительны. Мы говорили: «Кесарево — кесарю», — и довольствовались, в основном, экспроприацией нетрудовой собственности частных лиц. Мы проявляли к властям понимание и терпение, — ибо терпеливый лучше высокомерного. Мы не брали лишнего. Мы брали лишь то…

— …что удавалось взять, — хмыкнул Бессмертный и прихлебнул из фужера смесь водки с шипучим, которая, по его мнению, хорошо утоляла жажду в жаркое время года.

Техник посмотрел на него осуждающе.

— Вернемся к нашим баранам.

— Баранов стричь нужно, — снова перебил Бессмертный.

На этот раз «докладчик» кивнул согласно:

— Да, проблема стричь или не стричь перед нами не стоит. Мы не спрашиваем: «Ту би ор нот ту би?», как выражались английские феодалы. Мы смело говорим: «Стричь!» Однако как стричь баранов, если пастухи с нами не согласны?

— Темно говоришь, Техник.

Это сказал бандит по прозвищу Сажень — слово произносилось в данном случае в мужском роде, — высокий, болезненно худой и моложавый на вид человек, хотя впервые судим был и приговорен к каторге еще царским судом. Дело было уголовное, но Сажень считал себя идейным экспроприатором и не одобрял терминов типа «банда» или «грабеж». Он, разумеется, понимал, куда ведет свою мысль Техник, но предпочел бы услышать ее иначе изложенной.

— Прошу прощения! — согласился Техник. — Я всегда сторонник ясности. Уточняю. На наших глазах происходит возмутительное политическое явление — возрождение частного капитала, то есть эксплуататоров народа под охраной и с поддержкой власти. Что же нам делать в сложившейся обстановке? До сих пор мы старались сохранять по отношению к власти известный нейтралитет. За некоторыми исключениями, к сожалению…

И он посмотрел на Полиглота.

Человек с таким интеллигентным прозвищем, истинного смысла которого и сам не понимал, даже из родного языка знал, кажется, не больше полуторы сотни слов, во всяком случае, вполне обходился ими. Прозвал его Полиглотом сам Техник. На вопрос, что это значит, ответил так:

— «Поли» по-гречески «много». А «глот»— сам понимаешь. Любишь большие куски глотать, значит, Полиглот. Ферштейн?

Полиглот разъяснение принял и даже втайне кличкой гордился.

Обладая мизерным запасом слов, Полиглот, естественно, не был разговорчивым человеком. Каким он представлял окружающий мир, можно было лишь догадываться, но то, что убийство в этом мире является естественной и необходимой константой, у всех, кто его знал, сомнений не вызывало.

Уже с четырнадцатого года, когда он дезертировал из армии, был пойман, судим, бежал, скрывался, грабил, убивал и находился вне закона при всех властях, Полиглот усвоил пещерный образ жизни, бандитизм даже не был для него средством обогащения, а лишь единственно возможной формой существования.