Омут

— Вы выразились очень точно. В этой операции вам предстоит сыграть роль. Выдать себя за начинающего нэпмана и приобрести булочную напротив банка. Если вы будете женаты, это будет выглядеть убедительнее. Повторяю, речь идет о гражданской регистрации фиктивного брака. Что касается непосредственно операции, ее проведет Техник.

— Он с нами?

— Если он окажется вожаком, он будет с нами, если мелким бесом и попытается использовать наше дело в грязных целях, вы убьете его.

— Надеюсь, такой необходимости не возникнет.

— Буду рад вместе с вами. Итак, вы знаете все. Вы готовы вступить в борьбу?

— А «невеста»? Она надежна?

— Не меньше, чем я сам.

— Когда я увижу ее?

— Разве вы не поняли?

Барановский посмотрел на Софи.

Та чуть заметно опустила ресницы.

— Простите, — сказал Юрий, — я должен был догадаться.

Софи поднялась.

— Я рада, что у вас есть жена. Это укрепит… наши подлинные отношения.

— Но смогу ли я сказать ей правду?

— Разве у вас не общие убеждения?

— На нее очень повлияло все, что произошло с нами. Она боится потерять меня снова… Кроме того, ее брат большевик.

— Я предполагал такое, — сказал Барановский, — но положение не безвыходное. Вы будете отсутствовать не больше десяти дней. Придется создать соответствующую легенду.

— Мне бы не хотелось обманывать…

— Существует и святая ложь. Во имя долга, во имя собственного будущего. Пока мы живы, мы обязаны сделать все для нашей несчастной страны. В сущности, мы делаем это для себя. Так в чем колебаться?..

На другой день Софи сказала Технику, что после размышлений предпочла Муравьева, и тот, в свою очередь, «уговорил» Юрия.

Еще через день — время не ждало — Софи и Юрий пошли вместе, чтобы узнать, как оформить брак по новому законодательству.

— Мне хотелось бы больше знать о вас, — сказал Юрий по пути.

— Зачем?

— Все же вы моя невеста.

Она посмотрела строго:

— Об этом — ни в шутку, ни всерьез.

— Ни в шутку — согласен. Но мы работаем вместе и что-то должны знать друг о друге.

— В нашей работе лучше знать меньше.

Это разочаровало его.

— Мне кажется, я видел вас раньше, — сказал Юрий и почувствовал, что краснеет. Прозвучало пошло, как у ловеласа, который стремится завязать случайное знакомство.

Но Софи ответила спокойно:

— Да, вы меня видели.

Стало совсем неловко — видел и не запомнил!

— Не смущайтесь, — поняла она, — столько событий, столько людей… Совсем другие обстоятельства. В марте. Восемнадцатый год. Когда погиб князь… князь… Вот видите, и мне изменила память. Такой красавец-грузин.

И он запамятовал грузинскую фамилию князя. Среди добровольцев было немало офицеров, которые впервые видели друг друга и быстро уходили из жизни, оставаясь в памяти лишь внешне приметными чертами. Но бой, в котором погиб князь, Юрий помнил.

Это были дни, когда показалось, что худшее позади. После тяжелого похода из Ростова через ставропольские степи они вступили в кубанские, волнистые, с холмами и перелесками. Пригрело солнце. Изумрудами по черной земле зазеленели первые всходы. Появился волнующий запах весны.

Но больше всего радовало, что впервые в одной из станиц встретили их с хлебом-солью. Вынесли трехцветный флаг. Вышли на улицу казаки в серых, малиновых, коричневых черкесках, казачки в разноцветных платках. Подвыпивший старик с кинжалом на поясе и в газырях кричал, ударяя себя кулаком в грудь:

— Спасем Россию! Порядок устроим! Сам с вами пойду. Провалиться, старый пластун с вами пойдет!

На площади рассыпался строй. Жители угощали кто чем — кто с бутылью и чаркой ходил наливал, кто с крупными тыквенными семечками, отсыпал из сумки.

Юрий услыхал, просят князя:

— Князь, князь! Наурскую.

Князь, развязав башлык, сбросил шинель и пошел по кругу, быстрее и быстрее.

— Браво, князь!

— Браво!

— Молодец!

Князь действительно красив.

Танец прерывает команда: «Строиться!» Построение проходит дружно, ладно, весело. Весело печатается шаг по подсохшей земле. И тот же князь чуть гортанным речитативом-говорком запевает:

Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною…

И вдруг по рядам сзади доносится:

— Корнилов едет. Корнилов!

Прерывается песня, звучит команда:

— Полк! Смирно! Равнение на-право!

Выровнялись ряды, повернулись головы.

Корнилов ехал крупной рысью на светло-буланом английском жеребце, уверенно и красиво сидя в седле. От ростовской усталости будто и следа не осталось. За ним толпой текинцы в громадных черных и белых папахах.

— Здравствуйте, молодцы-корниловцы!

— Здравия желаем, ваше высоко-ство!

Кавалькада проносится мимо.

Вслед восторженно гремит:

Так за Корнилова! За родину! За веру!
Мы грянем громкое «ура!».

Никто не знает, что считанные дни остаются до штурма Екатеринодара, до смерти командующего.

И в эти дни бои, бои…

С утра ни облачка. Солнце яркое, большое. Порывистый, — свежий ветер веселит. Колонна бодро поднимается на гребень. И вдруг оттуда гул снаряда, и высоко в поднебесье возникло шрапнельное облачко.