Омут

Было слышно, как он сплюнул от досады. Никогда раньше кум не позволял себе общения со мной в неуважительном тоне. Да ещё так эмоционально! Но кум из этого мира, видимо, считал подобные высказывания вполне уместными. Сразу отпала всякая охота продолжать диалог. Жизнерадостный оптимист Лёха оказался таким же пустым подобием человека, как и все взрослые жители этого времени. А если даже он оказался бездушным, то чего ждать от остальных? Во мне поселилась твёрдая уверенность, что душу здесь имеют только дети.

Но я ошибался.

Сбросил звонок и отложил телефон на прикроватную тумбочку. В квартире было тихо. Маша ушла на работу. Юлька – в саду. Сквозь плотную штору пробивались яркие лучи июльского солнца. Я встал, умылся, сделал кофе и уселся на диване перед телевизором. По одному из центральных государственных каналов шли новости. Знакомая дикторша металлическим тоном сообщала о, казалось бы, обыденных и ничем не примечательных событиях, но, как и многое другое в этом сумасшедшем мире, местная обыденность имела едва заметный привкус синтетики.

«В результате сильного паводка и подтопления, из-за проливных дождей двадцать третьего, двадцать четвёртого и двадцать пятого июля в Черновицкой области погибли двенадцать человек, один пропал без вести. Спасены сто пятнадцать человек, эвакуированы около пятисот. Об этом службе новостей сообщил председатель Черновицкой обладминистрации, руководитель областного штаба по ликвидации стихии Александр Кулик. По его словам, разрушены сорок один пешеходный мост, семнадцать переходов, восемь автотранспортных мостов, в том числе один железобетонный, ещё четыре моста в критическом состоянии».

Далее шло долгое и нудное перечисление всех последствий атаки стихии с пересчётом убытков в денежный эквивалент. Всё это подкреплялось видеокадрами с места событий. Собственно, ничего необычного. Всё, как всегда, и я даже на минуту отвлёкся на собственные мысли, но… В конце репортажа были крупным планом показаны тела погибших, чего никогда раньше в новостях не показывали. Это всегда считалось неэтичным по отношению как к родственникам погибших, так и к зрителям. Здесь же, казалось, оператор смаковал ужасные кадры. Крупным планом были сняты жуткие раны на телах, неестественно вывернутые конечности и выпученные в предсмертной муке глаза.

Картинка сменилась, и на экране появился пожилой человек, у которого корреспондент брал интервью. Лицо его было усталым, одежда мокрой, а голос монотонным.

«Корову в сарай загнать не успели. Унесло. У нас по склону, – он ткнул в сторону кривым пальцем, – полдеревни уплыло в речку. Сын за ней пошёл, так теперь и его найти не могут. Тоже, наверное, утоп. Тут поток шёл сплошной. Вода, грязь, камни… Теперь вот не знаю, как дальше быть. На молоке только и держались. Сын-то ладно, всё равно баран бараном был, не работал никогда. Лишняя обуза. Только и делал, что пил с утра до ночи. А вот Корягу жалко. Такую скотину и продавать-то не хотел, а тут такое…»

Репортаж о наводнении закончился. Дикторша озвучила последние сводки финансовых рынков и актуальные курсы валют, после чего пошла реклама. На экране появилось круглое мясистое лицо мужчины, украшенное густой бородой. Длинные с проседью волосы затянуты в хвост на затылке. На шее – толстенная серебристая цепь. Что на ней висит, видно не было, но что-то определённо было, так как цепь была оттянута вниз чем-то увесистым. Решил, что это крест. За спиной у священника – золотистые купола храма, сверкающие в солнечных лучах на фоне безоблачного голубого неба.

Вначале я подумал, что мне показалось, но, присмотревшись повнимательнее, разглядел – вместо привычных крестов, купола увенчаны какими-то кружками. Или шарами. На экране было не разглядеть. Видео сопровождалось церковным хоровым пением. Я сделал погромче и даже выругал себя мысленно за то, что до сих пор не уделил внимания такому очевидному вопросу, как религия. Религия в бездушном мире! Причём, судя по внешнему виду человека в телевизоре, религия христианская, православная. А значит, основанная на любви и всепрощении! В душе затеплилась призрачная надежда. Даже ладони слегка вспотели.

«Православный храм святого Николая Угодника! – вещал за кадром хорошо поставленный голос диктора. – Главный православный чудотворец, помогающий нуждающимся – святой Николай! Приходи и помолись ему о достатке! Мы всегда рады своим прихожанам! Двери храма открыты для вас ежедневно с восьми до двадцати ноль-ноль. Для постоянных прихожан действует гибкая система скидок!»

Я подавился, и приличная порция кофе выплеснулась на ковёр.

Скидки? Мне послышалось? Да нет же! Бегущая строка внизу экрана подтверждала сказанное. Скидки! Но скидки на что? На свечи, что ли? Или они там мощами торгуют? Честно говоря, если бы даже это оказалось правдой, я не удивился бы. Мама дорогая!

Изображение храма сменил стиральный порошок, и улыбающаяся домохозяйка принялась рассказывать измученной ручной стиркой подруге о потрясающих возможностях сверхнового чуда химической промышленности.