Тот, не говоря ни слова и испуганно озираясь по сторонам, подхватил меня под плечи и помог подняться. Усадил на заднее сидение и бегом рванул за руль.
– В неотложку? – запыхавшись, спросил водила.
– Прямо! – заорал я, заметив, как к машине бегут четверо мужиков с пистолетами в руках, – Быстрее, бля! Убью, сука! Я из дурки сбежал! Ща убью нахер! Гони!
Мужик включил передачу и вдавил педаль газа в пол. Старенькая иномарка скрипнула подвеской и резво начала набирать скорость.
– Впереди большой перекресток, – сказал водила относительно спокойно, – Там пробки. Не объедем.
– На встречку выезжай!
– Да ты больной, что ли? На какую…
– Ты не понял до сих пор!? Я буйный! Я тебе сейчас горло перегрызу, и мне ничего не будет! На встречку, я сказал! Давай!
Не сбрасывая скорости, мужик пересек двойную сплошную и вырулил на полосу встречного движения. Едва не столкнувшись с несущейся навстречу «Газелью», он коротко выругался, включил дальний свет и принялся непрерывно жать на клаксон. Машин на полосе поубавилось, а те, кто приближался, резко сворачивали вправо, давали возможность проехать.
Я осмотрелся. На полу лежали кое-какие инструменты. Взял отвертку и показал водителю.
– Я тебе ее в глаз вставлю, если надумаешь дурака валять.
– Да понял я, мужик! Понял! Поедем, куда скажешь! Не нервничай только!
– У тебя деньги есть?
Он, не говоря ни слова, достал из кармана ветровки бумажник и протянул мне. Я выудил из него несколько купюр, а остальное вернул обратно.
Назвал ему адрес детского сада, в который ходила Юлька. Он кивнул и свернул на проспект, ведущий в нужном направлении. Через пятнадцать минут я его отпустил.
Двор сада гудел от детских голосов. Было время вечерней прогулки, и малыши вовсю резвились в песочницах, на качелях, просто бегали по игровым площадкам. Я прошел вдоль забора с наружной стороны и остановился у площадки, которая была всегда закреплена за Юлькиной группой. Дочери среди знакомых детских лиц видно не было. Воспитатель посмотрела в мою сторону, дважды хлопнула в ладоши, и громко сказала:
– Та-ак! Построились! Я сказала: строимся, строимся! Семен! Выплюни песок немедленно! Встали парами! Заходим в корпус! Пошли!
Дети сгруппировались, но кудрявой, пушистой головки я среди них так и не обнаружил.
Регеций говорила, что Юльку перевели в группу для умственно-отсталых, или что-то вроде того. Я вспомнил, как она это говорила, какое выражение лица у нее при этом было, и с трудом сдержался, чтобы не взвыть. Справившись с эмоциями, пошел дальше. На других площадках дети все еще играли и не собирались никуда уходить. Видимо, воспитательница все-таки узнала меня и решила увести детей в безопасное место. Конечно, она знала, что со мной произошло, и была предупреждена, что я могу когда-нибудь вот так вот появиться. В таком случае, у меня оставалось совсем мало времени. Теперь она обязательно сообщит об этом в милицию или Марии.
Дети бегали по площадкам, создавая непрерывно вращающийся калейдоскоп из ярких одежд. Я пристально всматривался в каждого, но никак не мог отыскать своего ребенка. Подошел к последней площадке в полной уверенности, что сегодня Мария просто не привела Юльку в садик. Дело в том, что на этой последней площадке гуляли дети на год или два старше моей дочери. Но именно среди них я и нашел кудрявую, рыжую головку. Малышка сидела в песочнице, копала игрушечной лопаткой маленькую ямку.
– Солнышко, – с трудом сдерживая слезы, позвал я.
Она услышала и посмотрела в мою сторону. Ее глаза были такими же живыми, но лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Юлька встала, бросила лопатку и медленно, балансируя, чтобы не упасть, пошла к забору. Воспитательница была слишком занята другим ребенком, который ударил девочку палкой по голове. Девочка с ненавистью смотрела на обидчика, воспитательница шлепала пацана по попе, а тот обзывал ее последними ругательствами, вместо того, чтобы плакать от обиды.
Юлька подошла с противоположной стороны забора.
– Привет, солнышко! – я присел на корточки и протиснул руку между жердями.
Она посмотрела на их и сделала шаг назад.
– Ты что, малыш? Это же я!
– Ты грязный.
Я осмотрел себя и только сейчас понял, что протянул окровавленную руку.
– Прости. Я порезался.
– А я домик строю.
– Ты молодец, солнышко. Ты у папы строитель. Да? – я улыбнулся.
– Для принцессы домик. Но она туда не помещается, – она рассматривала свои крошечные пальчики, смешно растопырив их в разные стороны, – А почему ты так рано за мной пришел?
– Я не смогу тебя сегодня забрать, малыш. Тебя вечером заберет мама. А мне нужно уехать. Я пришел, чтобы попрощаться.
– Куда?
– Далеко, солнышко. Очень далеко.
– А ты домой вернешься?
– Нет, не вернусь.
– Как гадкий утенок, да?
– Почти… – говорить было трудно, я с трудом сдерживал слезы.
– А почему ты меня так называешь?
– Как?
– Солнышко!
– Ну, посмотри на себя! Ты же настоящее солнышко! Такая же рыжая, такая же пушистая, тепленькая и даже улыбаешься также. А еще потому, что я очень-очень тебя люблю. Ты знаешь, что это значит?
Она пожала плечиками.