Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги

— Я рада, но боюсь, что больше ничем не помогу.

Она все еще была бледна и шла ко мне так, словно пол у нее под ногами качался.

— Ты отвезешь меня домой?

Жила она на бульваре Беверли-Хиллз, в мезонине, который выходил во внутренний дворик. На стенах в доме висели африканские маски. Она попросила меня приготовить нам обоим выпить, и мы сели, заговорив о Кэрол, а затем и о Томе Хиллмане. Видимо, история Тома ее заинтересовала.

Старое чувство к Сюзанне опять проснулось во мне, и я вновь ощутил на себе ее воздействие. Сидя прямо перед ней, вглядываясь в ее лицо, я спрашивал себя, смогу ли я при теперешних физических, финансовых и моральных возможностях жениться на этой женщине со всеми ее африканскими масками.

Чертов телефон зазвонил в соседней комнате. Она положила левую руку мне на колено и встала. Я услышал, как она сказала:

— Это ты? Что тебе нужно от меня?

Сюзанна закрыла дверь, и больше я ничего не слышал. Вернулась она через пять минут, но лицо ее уже изменилось: вместо грусти в глазах стояла такая злость, как будто она узнала что-то похуже, чем смерть.

— Кто это, Сюзанна?

— Ты никогда не узнаешь об этом.

Я выехал в город в таком паршивом настроении, что даже поругался со своим другом Колтоном, следователем прокуратуры штата: я позвонил ему, чтобы он запросил Сакраменто, нет ли в их списках Гарольда или Майкла Харлея или еще какого-нибудь Харлея. В конце концов мы поладили, и он обещал выяснить. В ожидании ответа я спустился по лестнице к газетному киоску и купил вечернюю газету. На первой же странице сообщалось об убийстве и похищении, но ничего нового для меня там не было, за исключением сведений о том, что Харлей был военно-морским летчиком, имеет воинские награды, что позже он служил на гражданских линиях. Ему также приписывалось миллионное состояние.

Я сидел перед кабинетом Колтона и пытался отделаться от мысли, что Бастиан отпихнул меня куда-то на задворки этого происшествия. Это ощущение усилилось, когда из Сакраменто пришел ответ, что ни Гарольда, ни Майкла Харлея нет ни в калифорнийских списках, ни даже в списках дорожных нарушителей. Я уже засомневался, иду ли я по следу реального человека.

Вместе с потоками вечернего транспорта я вернулся на Стрип и почти в сумерках добрался до своего офиса. Не зажигая света, я уселся у окна и стал наблюдать, как зеленое небо постепенно теряет этот цвет. Отчетливо стали видны звезды и неоновая реклама. Самолет — множество маленьких светящихся точек — сделал вираж и стал удаляться в сторону Санта-Моники.

Я закрыл окна с венецианскими стеклами — препятствием, которое может поставить в тупик любого снайпера. После этого включил настольную лампу и просмотрел дневную почту. Она состояла из трех официальных постановлений и предложения от Института мотелей в Сент-Луисе занять место управляющего за двадцать тысяч долларов в год.

Все, что от меня требовалось, — это заполнить регистрационную анкету и отправить ее в институт регистратору. Если у меня есть жена, следовало послать и ее данные.

Я поразмышлял — не заполнить ли в самом деле анкету, но потом решил сначала пойти поесть. И еще я принял одно чрезвычайно важное решение: позвонить Сюзанне Дрю и пригласить ее пообедать со мной, объяснив, что это сугубо по делу.

В телефонной книге ее номера не оказалось. Я запросил справочную. Но и в списках этого номера не значилось. Она сделалась недостижимой.

Но прежде чем выйти на улицу, я проверил свою справочную службу. Сюда и передала для меня Сюзанна свой номер.

— Я все время пытался разыскать тебя, — сказал я.

— А я все время была у себя.

— Я хочу сказать — все время до тех пор, пока не узнал, что ты специально передала свой номер.

— Вот как? Что это тебе взбрело в голову?

— Институт мотелей из Сент-Луиса сделал прекрасное предложение для супружеской пары.

— Это достойно внимания. Мне всегда так хотелось уехать и заведовать мотелем.

— Прекрасно. Тогда пойдем пообедаем и обсудим нашу стратегию. Поскольку тебе это по сердцу, телевидение оставим. Так же как и все эти авангардистские движения.

— Извини меня, Лу, я с удовольствием пообедаю с тобой, только в другой вечер, не сегодня. Но я благодарна тебе, что ты позаботился обо мне сегодня днем. Мне было очень плохо.

— Боюсь, по моей же вине.

— Нет. Просто у меня сейчас паршивая жизнь. А твои фотографии меня просто добили.

— Тогда давай я приеду к тебе, принесу обед из кулинарии. И куплю гардении.

— Нет. Сегодня я не хочу тебя видеть. Пожалуйста, Лу.

— А как насчет твоего сегодняшнего телефонного разговора? Так ничего и не скажешь?

— Нет. В моей жизни есть такие вещи, о которых тебе совсем не обязательно знать.

— А я предположил, что именно это и навело тебя на мысль оставить мне свой номер. Если не это, то что же?

— Я обнаружила то, что может Тебе помочь: фотографию Кэрол, сделанную в сорок пятом году.

— Ну вот! Значит, все равно я приеду — хотя бы за ней. К тому же ты ведь так и не рассказала мне, как встретилась с Кэрол. Ты знаешь, о чем я говорю.

— Пожалуйста, не приходи. Я пришлю с посыльным.

— Ну, если ты настаиваешь… Я буду у себя в конторе, — и дал адрес.