Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги

Перлберг пыхнул своей сигаретой, заполнив маленькое помещение облаком дыма, будто это была особая среда, где его мозги работали лучше.

— А как в эту версию вписывается миссис Фэблон?

— Я не знаю. У меня есть предположение, что Спилмен убил ее мужа и она это знала.

— Ее муж был самоубийца, если верить заключению полиции из Монтевисты.

— Об этом они и мне не перестают говорить. Но это не доказано. Скажем, он не был.

— У нас три нераскрытых убийства вместо двух. Мне нужно это новое убийство, как лишняя дырка в голове. — Он в сердцах загасил сигарету. Это было единственное проявление его несдержанности, которое он себе позволил. — Тем не менее спасибо за информацию и за идеи. Я подумаю о них.

— Я надеялся сам на небольшую помощь.

— Все что угодно, если это ничего не будет стоить налогоплательщикам.

— Я пытаюсь обнаружить Лео Спилмена…

— Не беспокойтесь. Я займусь этим делом, сразу же как только вы покинете мой кабинет.

Это было вежливое предложение убраться вон. Я задержался у двери:

— Вы сообщите мне, когда его обнаружат? Я многое бы отдал, чтобы побеседовать с ним.

Перлберг обещал.

Я отправился через весь город в свою контору. В корзинке для бумаг лежала куча писем, но ничего особо интересного. Я внес ее во внутреннюю комнату и сложил на столе. Легкий слой пыли напомнил мне, что я не был здесь с пятницы. Я вытер пыль салфеткой и вызвал автоответчик.

— Доктор Сильвестр приезжал к вам, — прозвучал голос девицы на контроле.

— Он не оставил своего номера?

— Нет, он сказал, у него несколько вызовов в больнице, он будет у себя на работе после часа.

— Что он хотел, вы не знаете?

Он не сказал. Но по голосу можно было подумать, что это важно. И вчера вечером вам звонил профессор Таппинджер. Он оставил свой номер.

Она продиктовала его, и я набрал сразу же номер домашнего телефона профессора. Ответила Бесс Таппинджер.

— Это Лу Арчер.

— Как чудесно, — проговорила она голосом незаслуженно обиженной маленькой девочки. — И какое совпадение, я только что думала о вас.

Я не спросил, что она думала, и не хотел этого знать.

— Ваш муж дома?

— Тапс на занятиях в колледже все утро. Почему бы вам не приехать на чашечку кофе? Говорят, я варю очень хороший итальянский кофе.

— Спасибо, но я не в городе.

— О, а где вы?

— В Голливуде.

— Но это всего лишь пятьдесят миль. Вы можете приехать до того, как Тапс придет на обед. Я хочу поговорить с вами, Лу.

— О чем?

— О нас. Обо всем. Я большей частью не спала, думая б этом, о переменах в моей жизни, а вы являетесь частью этих перемен, не правда ли?

Я остановил ее резко:

— Сожалею, миссис Таппинджер. У меня работа. Утешение безутешных домашних хозяек не входит в мои планы.

— Я вам нисколечко не нравлюсь?

— Конечно, нравитесь. — Я был последним мерзавцем, но я не мог ей отказать в этой лжи.

— Я знала, что нравлюсь. Я чувствовала это. Когда мне было шестнадцать, я пошла к цыганке-предсказательнице. И она сказала, что у меня в течение года в жизни произойдут перемены, что я встречу красивого умного человека и он женится на мне. Так и случилось. Я вышла замуж за Тапса. Но гадалка сказала, что у меня будет еще одна перемена, когда мне будет тридцать. Сейчас я чувствую, что это приходит. Это как снова забеременеть. Действительно. Я думала, моя жизнь кончилась, и начала…

— Все это очень интересно, — сказал я. — Но поговорим об этом при встрече.

— Но это не может ждать.

— Придется обождать.

— Вы сказали, что я вам нравлюсь.

— Мне нравятся многие женщины.

Это было идиотское признание.

— Многих мужчин я не люблю. Вы первый с тех пор, как я…

Фраза осталась незаконченной. Я не торопил ее продолжать. Я не проронил ни слова.

Она разразилась слезами и повесила трубку.

Бесс была, вероятно, с отклонениями, сказал я себе, или начиталась сентиментальных романов, страдающая от одиночества и неврозов факультетской жены, или же это первые проявления прихода периода средних лет, как снег на четвертое июля. Мудрый человек, которого я знал в Чикаго, вразумил меня раз и навсегда: никогда не спи с кем-либо, у кого заботы больше, чем у тебя.

Но Бесс мне было трудно выбросить из головы. Когда я вывел машину со стоянки и направился на юг по магистрали в Сан-Диего, она будто сидела со мной, несмотря на то, что я направлялся для встречи с ее мужем.

В полдень я ожидал его у здания факультета искусств. В одну минуту первого он появился в коридоре.

— Я могу по вам ставить часы, профессор.

Он ухмыльнулся:

— Вы заставляете меня думать, что я робот. На самом деле я ненавижу жить по этому размеренному расписанию.

Он отпер дверь и распахнул ее:

— Входите.

— Как я понимаю, вы выяснили кое-что новое о Сервантесе.

Он не отвечал мне, пока мы не сели лицом к лицу за его столом.

— Да, действительно. После того как мы расстались вчера, я решил сразу же выбросить свое расписание. Я отменил свои послеобеденные занятия и отправился в Лос-Анджелес с той фотографией, которую вы мне дали. — Он похлопал себя по груди. — Его имя Педро Доминго. По крайней мере, он значился под таким именем в Латиноамериканском колледже. Профессор Бош думает, что это его настоящее имя.