Омут памяти

На самом деле, когда на протяжении десятилетий тебя заставляют называть белое черным, тут трудно устоять и не усомниться в ценности идеологического одноцветья. Сама жизнь восставала против мессианской теории, обещающей земное чудо через простые решения, ключевая роль в которых отведена насилию, восставала против своеволия марксизма, присвоившего себе право определять судьбы народов и классов, судьбы цивилизации.

Я сотни раз задавал себе вопрос, почему в моей стране массами овладели утопии, почему история не захотела найти альтернативу насилию?

Почему столь грубо, цинично растоптаны идеи свободы и социальной справедливости?

Почему оказались общественно приемлемыми уничтожение крестьянства, кровавые репрессии против собственного народа, разрушение материальных и духовных символов прошлого?

Почему сформировалась особая каста партийно-государственных управителей, которая паразитировала на вечных надеждах человека на лучшую жизнь в будущем?

Почему человек столь слаб и беспомощен? И можно ли было избежать всего, что произошло?

Почему многие из нас аплодировали бандитизму властей, верили, что, только уничтожив «врагов народа», их детей и внуков, можно обрести счастье?

Почему наша страна так безнадежно отстала?

Впрочем, вопрос формирования взглядов или их отрицания, процесс прозрений и заблуждений, сомнений и надежд, истоков и эволюции убеждений чрезвычайно сложен и едва ли полностью объясним, ибо он связан с бесконечным познанием истины.

Не буду спорить, время откровений и точных оценок еще не пришло. Улягутся страсти, закончится Всероссийская ярмарка тщеславия, ослабнет мутный поток всякого рода национал-большевизма, тогда белое станет белым, черное — черным, тогда все цвета радуги станут естественными. Пока для меня ясно одно — на вызов истории наш народ дал правильный ответ. Остальное зависит только от нас. В этой связи и перед тем, как продолжить свой рассказ о Перестройке, хотел бы ответить и тем критикам Реформации, которые назойливо утверждают, что преобразования в 1985 году начались без всякого плана и даже без идей.

Что касается плана, то его и не могло быть. Кто в то время мог бы воспринять «план» коренной реформации общественного строя, включавший ликвидацию моновласти, моноидеологии и монособственности? Кто? Аппарат партии и государства? КГБ? Генералитет?

На мой взгляд, все эти требования предварительного «плана» порождены привычной традицией советского мышления. Как это можно заранее спланировать жизнь миллионов людей? Ведь речь-то шла о смене жизненного уклада, а не о санитарной обработке грязного белья. Снова мифы, иллюзии, снова обман?

Что касается идей, то их было в достатке. И не только у людей, которые осознанно сделали свой выбор, встали на путь реформ. Эти идеи — идеи обновления — буквально витали в воздухе. Обсуждались в научных и писательских кругах.

Хотел бы напомнить критикам Перестройки, что с самого начала она приняла характер Реформации общества. Уже с первых ее шагов в Политбюро активизировались разговоры о том, что необходимо вести дело к прекращению «холодной войны» и ядерно-го противостояния, афганской войны, преследования религии и священнослужителей, к прекращению политических репрессий, к постепенному смягчению эмиграционной политики, децентрализации экономики. Договорились и о том, чтобы все политические шаги носили эволюционный характер, исключали насилие и другие атрибуты революционных действий.

Разве эти шаги не меняли облик государства? О каком еще плане или каких-то еще идеях могла идти речь в тех конкретных обстоятельствах?

Другой разговор, что практические действия в этих направлениях встретили упорное сопротивление номенклатуры, в результате чего реформы часто носили половинчатый характер.

Нарушая хронологию рассказа (но не его логику), позволю себе упомянуть два моих документа, относящиеся к декабрю 1985 года. Один — из моего архива, другой — из архива Горбачева. Первый документ — диктовка. Сегодня вижу в ней немало противоречий, она непоследовательна: в одном случае советский социализм отвергается, в другом — содержатся предложения по совершенствованию этой системы. То марксизм отрицается, то критикуется только его догматическая интерпретация. И так далее.

Многие из этих идей нашли отражение в моих более поздних выступлениях и статьях. В начале Перестройки публиковать их было еще невозможно, хотя отдельные из этих непричесанных тезисов обговаривались с Горбачевым и находили понимание, обсуждались с близкими друзьями. Сегодня эти документы интересны не самой сутью, а временем их создания (еще и года не прошло после начала Перестройки), да еще, возможно, тем, что они помогают понять, как это все начиналось.

1. О теории.