Омут памяти

Уже в январе 1918 года, всего через два месяца после контрреволюционного переворота, в статье «Как организовать соревнование?» Ульянов-Ленин с удовлетворением отмечает наличие «тысячи форм и способов» внедрения «заповеди социализма»: «В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы (так же хулигански, как отлынивают от работы многие наборщики в Питере, особенно в партийных типографиях). В другом — поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал над ними, как за вредными людьми. В четвертом — расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом — придумают комбинации разных средств…»

После убийства 21 июня 1918 года Володарского (председателя Петроградской ЧК) Ленин пишет Зиновьеву:

«Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя… тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора…»

Указание Ленина поощрять «массовидность террора» действительно вылилось в массовую практику. В ответ на убийство Урицкого (тоже председателя Петроградской ЧК) было расстреляно 500 заложников — ни в чем не повинных людей.

9 августа 1918 года Ленин рассылает телеграммы — одна чудовищнее другой:

Г. Федорову — в Нижний.

«Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п. Ни минуты промедления… Надо действовать вовсю: массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия».

Евгении Бош — в Пензу.

«Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города».

Исполкому — Ливны.

«Необходимо… конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков…»

Или еще:«…Покончить с Юденичем (именно покончить — добить) нам дьявольски важно. Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича».

Губитель Отечества, который так и говорил, что «мы Россию завоевали», самозванец, организовавший неведомую по лютости братоубийственную смуту, палач православия стоит истуканом везде и всюду, а на властных верхах, повторяю, до посинения спорят — «хоронить или не хоронить труп». В истории не было большего руссконенавистника, чем Ленин. К чему бы он ни прикасался, все превращалось в кладбище. В человеческое, социальное, экономическое…

«Величайшая ошибка думать, — писал Ленин Каменеву, — что НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и террору экономическому».

В это время Ленин упорно работает над Уголовным кодексом РСФСР. Он. пишет Курскому, наркому юстиции:

«Т. Курский! По-моему, надо расширить применение расстрела… ко всем видам деятельности меньшевиков, с.-р. и т. п.: найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами (подкупом печати и агентств, подготовкой войны и т. п.). Прошу срочно вернуть с Вашим отзывом».

Вскоре Ленин направляет новое письмо: «Т. Курский!., посылаю Вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса. Набросок черновой, который, конечно, нуждается во всяческой отделке и переделке. Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы».

Секретный циркуляр ОГПУ от февраля 1923 года подробно перечисляет слои общества, обреченные на физическое истребление: