Он

Он пил дешёвое вино, не обращая внимания на вкус, в котором отвратительные фрукты смешивались с устойчивым послевкусием спирта. Он вообще редко отмечал вкус того или иного блюда и напитка, всякая еда воспринималась Им как средство для поддержания жизнедеятельности собственного организма. Что держи Его на хлебе и воде, что корми Его божественным нектаром, Он не почувствует какой бы то ни было серьёзной разницы. Поэтому водка была ему куда ближе. Она как никакой другой напиток обжигала своей непосредственной и ничем не прикрытой безвкусностью, спирт здесь не прятался за нарочито сложной ароматикой и вкусом, а гордо и с достоинством показывал всего себя, прямо следуя к своей сути — опьянению.

Опустошённая бутылка стояла на краю и настойчиво вызывала в нём мысль о том, что, если быть пьяным плохо, значит по-настоящему пьяные мы, когда не выпили не капли. Вдруг Его резко потянуло на улицу, к людям, к таким же несчастным и затравленным свирепой логикой жизни людям каким был в этот момент Он сам. Схватив бутылку, Он стал одеваться. Ветровка оказалась в шкафу, и, пока Он искал её, всё, что висело в шкафу, попадало с вешалок и теперь как — то странно и глупо валялось на полу. С ботинками легче — надо только найти ложку. Где же она? К чёрту. Он сел на пол и обул сначала одну туфлю, затем другую. Пустой встал и подошёл к двери, рука легла на ручку — «Ад — это другие» — Он медленно опустился на пол и откупорив бутылку сделал хороший глоток.

8

Ну вот, снова они шепчутся. Они снова что — то задумали. На этот раз я не стану терпеть. Как только я сюда попал, они стали бояться меня, все, они все меня боялись, кроме неё. Она постоянно ходила в белом платье, у неё были красивые голубые глаза и, казалось, она была совсем другой, совсем не такой, как эти идиоты, окружавшие её, от неё точно исходил какой — то свет, выделявший её на фоне остальных. Она не обращала внимания ни на кого, но и меня она совсем не боялась, относилась как ко всем, этого мне было достаточно. И сейчас она сидела у себя на кровати, лёжа читала. Все собрались вокруг Старшего, он здесь всем заправлял, на меня, конечно, эта власть не распространялась. Наверное, им что — то рассказали про меня и это тоже не прибавило мне популярности. Скорее всего, они собирались в очередной раз меня избить, один накрывал подушкой, двое держали, другой бил, это называлось «Тёмная». Прошлые разы, когда они делали это, мне совсем не хотелось сопротивляться, не хотелось жить. Но сейчас что — то произошло и мне как будто снова захотелось прожить всю эту жизнь целиком, поэтому сегодня я готовился дать отпор. Показать им на что я способен.

Наступило время для сна. Свет выключили, началась возня и перешёптывания. Я замер и старался приготовиться, дыхание становилось отрывистым. Пройдёт ещё несколько минут, и они накинуться, я знаю это точно. Я услышал, как старший встал, за ним начали подыматься другие. Я приготовился. Когда Старший оказался у моей кровати я вскочил и с диким криком набросился на него. Повалив его на землю, я начал бить его по лицу, пока все кричали и носились в темноте, спотыкаясь друг о друга, я просто бил, мои руки становились красными, а я всё бил и бил. Казалось это продолжается вечность. Включился свет, вбежали взрослые, а я всё сидел на нём и бил по заплывшему от синяков лицу. Меня оттащили. Через минуту пришёл врач, проверив пульс, он сказал, что мальчик мёртв. Я искал Её взглядом.

9

Он проснулся на том же месте, в прихожей. На удивление, голова совсем не болела. Рядом валялась пустая бутылка и один снятый ботинок. Разувшись до конца, Он решил убраться: выбросил мусор, застелил кровать, протёр подоконник. Пока Он занимался этой незамысловатой работой в Его голове, играл какой — то заедающий современный шлягер, позволявший ему ни о чём особенно не думать.

Работа была кончена, однако этот музыкальный мотив, так странно похожий на оливковый цвет обоев, не следуя её примеру, продолжал длиться, снова и снова возникая на горизонте Его сознания.

Наконец, это показалось ему скучным, Он, силой остановив мелодию, более не способный выносить этой квартирки, что как будто сжималась вокруг Него, наподобие консервной банки в руках демонстрирующего силу, стал немедленно одеваться.

Открыв дверь, Он повернул ключи в замке. Раз, два, три. Дальше ступеньки: спускаясь и не досчитав одну, Он остановился. Что — то не так. Он вернулся обратно. Получилось. 68. Такого с Ним ещё не было, Он никогда не ошибался. Спустившись, Он снова не досчитал одной ступеньки. Посмотрев на лестничный пролёт взглядом полным Его понимающего удивления, Пустой с улыбкой на лице развернулся, и вышел на улицу.