Его взгляд путешествует по моему телу, зрачки расширяются. Несмотря на то, что он до сих пор на полу, а я возвышаюсь над ним – чувствую себя побеждённым соперником; более того, не только побеждённой, но и совершенно сломленной, с тем самым привкусом унижения во рту и на губах. Потому что помню.
Жар. Свои ощущения, которые память тут же язвительно подкидывает, будто издевается.
Не забуду, как горло дерёт спазмом, когда он насаживает меня ртом на огромный вздыбленный член. Резко. Одним толчком. До самого упора.
Как я задыхаюсь, давлюсь им.
Как я ничего не вижу. Не дышу. Чувствую только удары. Глубже и глубже.
Как моё мокрое от слёз лицо, его рукой вбивается в пах. Терпкий мускусный вкус оседает на языке.
Как я захлебываюсь слюной, но он совершенно равнодушен.
Удовольствие? Если бы я имела обо всём этом хоть какое-то представление! Судя по всему, он совершенно ничего не чувствовал! Просто наказывал. Таранил. Резко, жёстко, до упора. И каждый такой удар будто раскалывал меня надвое. Всё тело, начиная от горла до самых пяток.
Помню, как вся забита его запахом, вкусом. Вся им перемазана.
Признаю, меня разрывает от самых противоречивых эмоций и ощущений.
Густо краснею, облизывая вмиг пересохшие губы. Шумно глотаю. С трудом справляюсь с приступом паники.
Вижу, слышу, как Келлан со свистом втягивает воздух. Похоже, он тоже всё помнит, отчего мне становится ещё страшнее.
Глава 3
Меня колотит. Прям натурально.
Только сейчас осознаю, когда прикосновение «кожа-к-коже», что на мне, кроме коротеньких пижамных шорт и маечки, ничего нет. Я обхватываю себя руками, чтобы спрятать предательски затвердевшие соски, которые сейчас торчат вперед не только от озноба.
Во рту пересохло. От страха – не иначе. Инстинктивно пытаюсь облизать губы, но тут же одёргиваю себя, напоровшись на приподнятую бровь Келлана и взгляд его потемневших глаз. Не хватало ещё.
Нервные клетки. Общий сбор.
Я с шумом втягиваю воздух. Наблюдаю, как он плавно ставит пистолет на предохранитель и, без резких движений, медленно возвращает оружие назад в кобуру. Выдыхаю.
– Ты кричала. Почему?
В тишине его голос звучит неожиданно громко, отчего я вздрагиваю. Напрягаюсь.
Он слышал?
Мои сны – это последнее, о чём я хочу говорить с ним. Впрочем, я вообще разговаривать не настроена.
– Я живу эти дни в аду, но сейчас меня изгоняют даже из ада, – у меня из груди вырывается нервный смешок. – Ты отдаёшь меня. Разве этого мало?
Его губы дёргаются, их уголки слегка уходят вверх, напоминая улыбку. Однако едко приподнятая бровь красноречивее всяких слов говорит о том, что мне не следует затягивать с ответом.
– Мне приснился кошмар.
Не без иронии отмечаю, что начинаю привыкать к его обязательно-принудительной манере общения.
Келлан смотрит на меня, а сам тем временем не прекращает поглаживать мою лодыжку; и мне обманчиво кажется, эта часть моего тела занимает его сейчас больше всего.
– Расскажи мне об этом.
– Нет.
– Это не просьба.
Вижу, как мгновенно недовольно поджимаются его губы. Это пугает. Но почти сразу он ухмыляется, хмыкает. Оставляет в покое мою ногу и тянется к собственному горлу. Я перевожу взгляд на его длинные аристократичные пальцы, расстёгивающие медленно и так эротично верхнюю пуговицу рубашки… А, затем, ещё одну. Ощущаю, как краска приливает к лицу, ведь разум и память нельзя отключить по желанию. Увы. Покрываюсь мурашками. Похолодевшими ладонями растираю озябшие предплечья.
Он грациозно поднимается на ноги.
Теперь стоит рядом. Очень близко. Так, что практически нависает надо мной, и мне приходится запрокинуть голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
– Ты забыла все правила, – его низкий голос, пробирает до костей, – что в тебя вбивали.
Я помню, что должна отвести взгляд. Должна! Чёрт возьми!
Не могу.
Нахмурившись, Келлан смотрит мне за спину, как будто что-то или кого-то ищет, и когда его глаза снова встречаются с моими, он спрашивает:
– Это тот же запах? В нём причина?
Молча киваю. Что-то, не поддающееся определению, туго сжимается и замирает под ложечкой. Вдох. Выдох. Вдох. Неожиданно для себя, делаю то, чему меня учил Уолтер: голова и подбородок остаются на месте, – запрокинутой и вверх приподнятым; я лишь опускаю глаза в пол. И в этот самый момент слышу, как Келлан с шипением выталкивает воздух сквозь зубы вместе с тихим утробным рычанием. Вероятно, ему нравится.
Нет. Вне всякого сомнения – нравится.
– Я могу идти, сэр?
Сердце замирает, отсчитывая секунды без ударов.
Келлан молчит. Я не двигаюсь. Помню – нельзя.
Тишина, между нами почти осязаемая. Насыщенная. Свет гаснет.
Подсознательно знаю, что он не отпустит. С ним не бывает просто. Поэтому нисколько не удивляюсь, когда датчики ламп движения снова срабатывают, а пальцы Келлана слегка касаются моего подбородка; большим и средним он гладит его.
Это прикосновение не требовательно и не болезненно, оно просто… приятно.
– Расскажешь?
Не вижу его глаз. Но чувствую, что он продолжает смотреть, изучает, – меня прожигает до нутра. Почти больно.
– Ева… Посмотри на меня.
Он впервые называет меня по имени. Это так… мурашечно.