Он изменил мою жизнь (СИ)

— Я закончила семестр на одни пятёрки, почему ты не позволяешь мне хотя бы летом помогать тебе содержать нас? Откуда ты такая вредная взялась? — по надутым пухлым губам вижу, что она обижается.

— В кафе Кирилла ты точно не пойдёшь, чтобы к тебе не цеплялись всякие идиоты, — продолжаю стоять на своём, совсем позабыв, что мы не одни.

— В его кафе чаевые больше, чем зарплата…

— Ева! Мы закончили! — повышаю голос и тут же прикусываю себе язык, заметив, как подрагивает нижняя губа сестрёнки, что означает, она готова расплакаться.

— Кхм, — напоминает о себе наш гость, и, повернувшись к нему, чувствую, как щёки начинают гореть от стыда.

Чем я сегодня думаю вообще?

— В гостинице полно работы, — разводит руками мужчина, и у Евы лицо моментально засияло.

— Мам? — смотрит на меня своими милыми глазками, ещё и называет так, чтобы сердце наверняка оттаяло.

— Ладно, — вздыхаю. — Хотя бы рядом будешь, — опускаю голову, сдавшись.

— Спасибо! — радостно кричит и бросается на мою шею. — Ты самая лучшая!

— Минуту назад была вредной, — бурчу, но улыбаюсь.

Она ведь и в самом деле, как мой ребёнок. Когда Ева родилась, мне было тринадцать лет, помогала маме во всём с первых её дней, а когда малышке исполнился год, и вовсе я была с ней целыми днями, так как мама с папой занимались своей базой отдыха. А потом… они умерли, когда Еве было всего пять лет, а мне едва исполнилось восемнадцать. Родителей она почти не помнит, в её жизни есть только я, которая всё отдала для неё. Ева это прекрасно знает, и несмотря на то, что я просила не называть меня мамой, потому что такое чувство, будто я забираю у неё что-то важное, она твердит, что я имею полное право назваться её матерью.

— Ну, не без этого, — усмехается и целует меня в щёку.

А дальше… дальше моя жизнь взяла крутой поворот, и всё с появлением Агафонова Леонида Алексеевича.

Глава 8

Глава 8

Мы с сестрой начали работать в гостинице, и, наверное, это единственное лето за последние годы, когда мы будем проводить столько времени вместе, пусть и не на отдыхе.

По правде говоря, я не представляла, или, может, просто мозгов не хватило понять, что нам, сотрудникам отеля, нужно будет делать, если новый начальник хочет устроить ремонт. Но, оказывается, работы непочатый край.

На второй же день пришли двадцать мужчин — а то и больше, не считала их — из строительной компании. Как сказал товарищ Агафонов, ремонт лёгкий, чтобы долго не держать гостиницу закрытой. И только мы с сестрой знаем, почему не стоит задерживаться — скоро к нам начнут приезжать люди из столицы.

В общем, к работе подключили абсолютно всех, кто не захотел уйти в принудительный отпуск. Начали с самого верхнего этажа, и мужчины из нашего коллектива разобрали полностью все комнаты, чтобы перекрасить стены, или освежить, как выразился новый босс. Половина девушек работают в прачечной — стирают по новой все подушки, одеяла и так далее. Остальные убирают комнаты после ремонта. Шторы господин начальник велел не стирать, потому что привезут новые, как и ковровые дорожки в коридорах. Больше всего обрадовал всех, когда сказал, что, если кому-то надо, могут забрать себе и шторы и всё остальное. Конечно, разобрали за полчаса, при этом боготворя Агафонова.

Прекрасно их понимаю. Во-первых, многие из наших работников считают каждую копейку. А во-вторых… суровый, безэмоциональный, холодный с виду мужчина оказался внутри добрым, понимающим и не идёт ни в какое сравнение с предыдущим начальником. Уже молчу о том, как он нашёл общий язык с моей сестрой. Вернее, она к нему лезет, а он её терпит, пока я его избегаю всеми возможными способами, и сама не понимаю почему.

— Сейчас мы находимся на пятом этаже, здесь осталось только шторы повесить, — раздаётся за моей спиной, пока готовлю жалюзи для окон.

— Ева, не надо меня снимать, пожалуйста, — закатываю глаза, даже не повернувшись к сестре.

Влезла ей в голову идея стать блогером, и около двух месяцев не выпускает телефон из рук.

— Какая ты зануда, — вздыхает она и плюхается на кресло в углу.

— Я просила вообще ничего не снимать в гостинице, выпрут нас отсюда, — смотрю на неё исподлобья.

— Мне дядя Лёня разрешил, — гордо заявляет, чем удивляет меня.

— Дядя Лёня? — вопросительно выгибаю брови. — Что за фамильярность, Ева? Разве я так тебя воспитала? — включаю строгий тон и серьёзный взгляд.

— Ничего страшного, я сам позволил, — раздаётся за спиной, и я перестаю дышать.

Поймала себя на том, что я очень странно реагирую на этого мужчину. То мурашки по коже ползут от его низкого баритона, то конечности каменеют, стоит ему нечаянно ко мне прикоснуться, то голос теряю, то сама теряюсь, когда в его карие глаза смотрю.

— Не стоит ей во всём потакать, — произношу не своим голосом.

Боже, ну что за реакция?! Каждый раз будто перед Борисом Владленовичем стою. Был у нас в институте профессор, которого все его коллеги боготворили, потому что он получил какую-ту международную премию. Студенты его боялись, так как он был жуть каким строгим, малейшая ошибка, и всё — экзамен не сдал, или даже не допущен к нему.