Он изменил мою жизнь

– Это Ева – сестра и дочь Виктории, – Лёня кивает на мою сестру, а мне хоть скорую вызывайте, я недалека от обморока.

– Приятно познакомиться, Ева, – протягивает руку, и та с улыбкой её пожимает.

– Взаимно, – улыбается во весь рот.

Не поняла, мне одной весь этот ужин сплошной шок?

– Документы оформил? – снова обращается к сыну женщина.

– Всё ты знаешь, – усмехается, мотнув головой.

– Не вижу ничего удивительного, я же всем занимаюсь…

– Бухгалтерией, – перебивает мать.

– Вся документация проходит через меня, – поправляет Лёню. – Я рада, что ты решил на это пойти.

– Лёнь, что происходит? – не выдерживаю, влезая в их диалог.

– Я хочу оформить опекунство на Еву, – отвечает и смотрит на мою сестру. – Если никто из вас не против.

– Но… она взрослая уже, – непонимающе бурчу.

– Это не имеет значения, мне важно, чтобы все знали, что девочка под моим крылом…

– А я не против, – пожимает плечами Ева.

– Но внуков я всё равно буду ждать, – с улыбкой проговаривает… свекровь, и я всё же расплакалась.

Эпилог

Полтора года спустя

Вика

Спускаюсь на первый этаж навстречу гостье, придерживая довольно большой для четвёртого месяца беременности живот. Богатырь растёт у меня под сердцем, очень желанный и долгожданный.

– Здравствуй, дочка, – приветствует меня свекровь, едва я открываю входную дверь. – Как дела? – спрашивает и обнимает.

– Всё хорошо, спасибо, – отвечаю с улыбкой и, закрыв дверь, направляюсь на кухню. – Вы опять таскаете тяжёлое, – сокрушаюсь на неё.

– Да какое тяжёлое, – отмахивается от меня, ставя бумажный пакет на стол. – Коробка с тортом, разве это тяжело? Тем более для внука, – на этих словах она подходит и гладит меня по животу.

– Спасибо, но можно и охранника попросить, – проговариваю и иду ставить чайник.

– Да брось, не будь как Лёня, – в который раз уже слышу эту фразу. – И правда, с кем поведёшься, – усмехается и садится за стол. – Лена где? – спрашивает, осматривая кухню.

– Отпустила её домой, – отвечаю, достав чашки и блюдца.

– Вик, мы ведь обсуждали этот вопрос, тебе надо отдыхать, а не возиться по дому, – теперь она меня упрекает.

– Она всё приготовила, дом убрала, а накрыть ужин мне не тяжело, – проговариваю и ставлю тарелки для десерта.

– Ох, ну и упёртая ты, – мотает головой и принимается резать торт. – Помни, что врачи говорят.

– Всё хорошо, не о чем переживать, – уверяю её.

Сама вспоминаю пережитый стресс, когда на обследовании сказали, что, в силу возраста и так как это первая беременность у меня, есть риск выкидыша. Лёня сделался белее снега, в ту же минуту настоял, чтобы я бросила должность администратора в нашей гостинице и лежала до самых родов. Конечно я не собираюсь рисковать и отдыхаю, хоть и схожу с ума от безделья, но здоровье малыша куда важнее.

– А ему что, важнее работа, чем жена и сын? Сколько можно с ним говорить, он обязан рядом с тобой быть, – продолжает возмущения свекровь.

– Лёня вырывается на два часа, не больше, – спешу успокоить её.

– За два часа много чего может случиться…

– Она под присмотром, – раздаётся за спиной. – Привет, мама, – улыбается мой муж и, подойдя к столу, целует меня в висок, потом свою мать. – Опять ворчишь.

– Посмотрю, как ты будешь ворчать, – фыркает женщина. – Чай принеси и сам сядь, – Лёня только кивает и через минуту ставит на стол поднос с чашками и самим чаем.

– Всё хорошо? – спрашивает, присев на стул рядом со мной.

– Да, – улыбаюсь и тут же чувствую его ладони на своём животе.

На самом деле с беременностью тянуть не хотелось, мы понимали, что оба не молодые, чтобы ждать подходящего момента. В принципе нам и ждать не надо было, для ребёнка все условия есть, как и уверенность, что волноваться о том, что будет завтра, не надо. Но мы не могли пойти на этот шаг после того, что случилось больше года назад.

Тот день стал самым страшным в моей жизни. День, когда я чуть ли не умерла там, рядом со своей бездыханной сестрой, ребёнком, самым дорогим, что было в моей жизни. Люди от шока забывают страшные события, но я помню каждый миг от момента, когда переступила порог её квартиры. Помню лежащее тело на кровати, горстку упаковок от таблеток вокруг неё, и как остановилось моё сердце, когда прикоснулась к почти что холодному телу. Помню душераздирающий крик, вырвавшийся из моей груди. Как звала Лёню, просила помощи, трясла сестру и требовала, чтобы она открыла глаза. Помню, как меня оттаскивали от неё, и как я орала, чтобы меня отпустили. Бригаду врачей, которые сорвали с неё одежду и пытались запустить её сердце, а потом мрак и пробуждение в больнице с вопросом «Где Ева?» на языке.

Нет ничего ужаснее, страшнее для родителя, чем потерять ребёнка. И пусть не я её рожала, она моя девочка. Моя любимая маленькая девочка с вьющимися волосами, которая кричала мне «мама» с пяти лет.

– Вик, ты здесь? – сжимает моё бедро Лёня, вырывая из страшных воспоминаний. – Что такое? Почему ты плачешь? Что-то болит? – засуетившись, он встаёт на ноги и берётся за телефон.

– Плачу? – провожу рукой по щекам, да, плачу. – Так, спокойно, ничего не болит, – хватаю его за руку. – Я просто… вспомнила про…