Он - Капитан Сорвиголова

— Мы переезжаем. Слыхал, Тадас? Будем жить в другом месте. Я уже договорилась, обменяем квартиру. Мне на работу будет ближе. Школа там тоже под боком.

Через два дня к нашему дому подъехал грузовик. Мы стали выносить вещи. Носили и втаскивали их в кузов этого большого зеленого грузовика. Правду говоря, мне было жаль расставаться со старым домом. Мы жили на окраине города, домик был, конечно, маленький, но зато с вишневым садом. До чего же здорово было валяться на травке под деревом и смотреть, как взлетают и как идут на посадку самолеты. Аэропорт был совсем рядышком. А когда мама уходила на работу, особенно летом, я чуть не целыми днями болтался дома один. И мне это нравилось: делай что хочешь. Иногда я бегал в поле и играл там. В школу было далеко, но я не боялся и дорогу знал не хуже собственного палисадника. Мама — та, наоборот, постоянно вздыхала, что на работу приходится тащиться через весь город. И вот наконец она решилась. Договорилась с какими-то старичками поменять квартиру. Они были пенсионеры, им хотелось жить за городом, копаться в огороде и, понятное дело, дышать чистым воздухом, любоваться цветущими вишнями. А главное — не надо будет им больше взбираться на третий этаж по крутой лестнице, последние силы терять.

Словом, обе стороны были довольны, а меня не очень-то спрашивали. Когда грузовик с нашим скарбом остановился возле серого трехэтажного дома в старом городе, чета пенсионеров уже поджидала нас. Дело в том, что, по уговору, тот же грузовик должен был перевезти и их пожитки. Мы сначала внесли наше имущество, а потом принялись перетаскивать добро старичков. Я носился вверх и вниз по лестнице, и нетерпение мое увеличивалось. Хотелось как можно скорее все осмотреть и разведать: и новое жилье, и, конечно, двор, улицу… Но, как назло, вещей оказалось на редкость много. Чего только не накопили старички за свою долгую жизнь! И все-то они увозили с собой. Какие-то большие синие ящики, консервные жестянки, прохудившиеся кастрюли и ведра, мотки веревки, узелки с тряпьем — все представлялось им необходимым… Мы просто из сил выбивались — и мама, и шофер заводского грузовика, и я, и даже сами старички.

— Ах, милые! — умоляла старушка. — Поосторожнее с посудой, ах, там тарелки! — и всплескивала маленькими сухонькими руками.

Старичок — тот успокаивал ее и даже пытался шутить:

— Черепки, матушка, — они к счастью…

— Полно тебе, негодник! — обижалась старушка.

Я заметил, что мама не слишком обращает внимание на речи старичков. Она и без того устала. А я все бегал по лестнице, выволакивал утварь наших обменщиков. И вот наконец они душевно попрощались с нами, благословили, попросили не забывать, приезжать в гости, а потом уехали.

Мы осмотрелись в своем новом жилище. Только сейчас, глядя на раскиданные в беспорядке вещи, мы по-настоящему поняли, что комната, в которой мы находимся, наша и эта просторная кухня тоже. Я выглянул в окно. Увидел две костельных башни, красные черепичные крыши. И крутые, и покатые, разбросанные вкривь и вкось, налезающие друг на друга. И улицу увидел. Шумную, гулкую. Узкую, заполненную летней духотой. Чахлые деревца. Я не заметил, как мама встала рядом со мной. Она обняла меня, поцеловала и вздохнула:

— Ну вот и все… Только бы к лучшему. Переменили место, а там, глядишь, и вся жизнь изменится…

Я молчал. Откуда мне было знать, что так и случится. Вывернулся из маминых рук (терпеть не могу, когда нежничают, как с маленьким) и двинулся к двери. Мама догадалась, куда мне хочется.

— Ладно, возьми кефира и хлеба, — сказала она и протянула деньги.

Я помчался по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Усталость как рукой сняло. Странное дело: никто не встретился мне ни сейчас, ни тогда, когда мы переносили вещи. Можно было подумать, что в этом доме не было жильцов. Пусто было и во дворе. Дворик тесный. Грузовик не мог даже въехать туда. Ворота низкие, со стрельчатой аркой. Поэтому мы остановились на мостовой. Дом находился в глубине двора. Вся площадка заасфальтирована. На облупленной штукатурке кое-где сохранились следы желтой краски. На уровне второго этажа протянулась длинная деревянная галерея. Вроде балкона с перилами. Туда можно было подняться по лестнице. Я забрался на галерею и принялся ее обследовать. Тут я обнаружил, что наш двор не глухой, а переходит в другой дворик — узкий, как туннель. Я прошел через него и очутился на маленькой площадке. За ней громоздились развалины какого-то древнего здания. Так и стояли с войны. Стены облезли, выкрошились, пустые оконные ниши наводили страх. Я заметил отверстие, которое когда-то служило дверным проемом, и вошел туда. Если присмотреться как следует, можно различить, где были комнаты, коридоры, лестница… А вот и подвал. Черный, глубокий, таинственный. Стало как-то не по себе. Наверное, от сырости и затхлого запаха. А еще мне подумалось ни с того ни с сего, что здесь ведь жили когда-то люди, и вдруг — бомба…