Когда я приехал на наш корпоративный праздник, то не представляете, что там было. Его благословение привело к тому, что у меня, наверное, открылся другой дар мышления, дар речи. Это был запоминающийся праздник, и, когда он закончился, я был всё равно как на крыльях. Он растормошил мою душу, нашел частичку любви к людям и в моём сознании. Праздник прошёл на пике доброты и теплых отношений.
Каждый раз, когда я к нему приезжал, и мы с ним разговаривали, у меня два-три дня было другое состояние души. Я парил как на крыльях. На душу ничего не давило, не тянуло, «я жил как будто с чистого листа».
Отец Алексий говорил, что надо делать добро, надо людей любить, уважать, и я это понимаю, может быть, я иногда что-то жёстко делаю, и вроде бы все это ради дела… А потом за жесткость раскаиваюсь.
Теперь я понимаю, липецкая земля получила сильного молитвенника. Старца с нами сегодня нет, но я уверен, что он молится за липецкую землю, за православную веру и за то, чтобы наш народ жил хорошо, с мирным духом.
В последнее время отец Алексий сильно болел и уже не вставал с постели. Когда я заходил к нему в келью, он, преодолевая боль, пододвигался на кровати и приглашал меня присесть рядом с ним. Хотя в период усиления болезни батюшка редко кого принимал.
Это человек чистой души, чистой веры. Он посвятил себя Господу и народу. Он был иеросхимонахом. Он молился перед Господом за народ, его спасение, благополучие, счастье, здоровье, то есть он постоянно был в борьбе с врагом рода христианского, с дьяволом. Он был Божий человек. Я каждое утро поминаю отца Алексия в своей молитве.
Он часто размышлял над тем, как и куда пойдёт Русская Православная Церковь, куда Патриарх поведёт православный народ. К нему приезжало много священнослужителей. Старец действительно хотел, чтобы возрождалось Православие. Сегодня старца нет с нами, но я уверен, что душа его успокоилась по этому вопросу, так как Православие развивается, возрождаются храмы.
В нашем общении с отцом Алексием бывали такие моменты, которые я порой не понимал. Иногда он задавал мне такие серьёзные вопросы, что я затруднялся отвечать на них. Я потом понял, что он обладает даром прозорливости. Всё, что он говорил, сбывалось в моей жизни.
Расскажу один простой случай, которому есть свидетель. Когда мы батюшку перевозили со старого дома в новый, мне звонит водитель и испуганно-восторженным голосом говорит:
«Николай Владимирович, Вы не представляете, что случилось. Я начал перевозить отца Алексия, его посадили на заднее сиденье, загрузил вещи. Открыл ворота. Но когда подъехали к ним, то створка ворот захлопнулась. Чтобы выйти из машины, нужно было потревожить батюшку, могли выпасть вещи. Матушка обратилась к старцу «Батюшка, помолись, воротина-то одна закрылась». А он спрашивает: "А куда помолиться – направо или налево". Она отвечает, что прямо. И он, глядя туда, сказал: «Матерь Божия, помоги нам». И воротина открылась, хотя был полный штиль, ни ветерка».
Да, есть Божья сила, которая оберегает своих праведников, ведь ему всегда в жизни покровительствовали Господь и Матерь Божия.
На горе Сухопач
Отец Мардарий жил на высокой горе Сухопач (три с половиной тысячи метров над уровнем моря), рядом с другими монахами. Они собирались на беседы, вместе молились. Батюшка же жил выше других пустынников. Он выбрал очень красивое, уединенное место.
Иеромонах Василий говорил ему
– Отец Мардарий, какая здесь красота. У меня впечатление, как будто здесь живёт Серафим Саровский. Такие пихты, как ели. Удивительно красивое место.
– Да-да… Такую красоту Господь создал людям. Отцы-пустынники, и в частности отец Мардарий, с миром не смешивались. Чистому всё видится чистым. Батюшка и был именно таким. Жил чистой жизнью, чистой молитвой, боялся даже маленького греха. Никогда не возмущался ничем. Был ласковый, добрый, любезен со всеми. Когда трапезничали, старался каждому послужить, тарелочку подвинуть.
Был у него в гостях архимандрит Кирилл (Павлов), который часто посещал монахов-пустынников, помогал им. Но особенно любил он отца Мардария.
Отец Мардарий никогда не спорил, был весьма тихий и кроткий, всегда сдержанный и смиренный. Любил верующих и монахов. Какой бы грех у человека ни был, всех жалел, никого не осуждал. С состраданием и любовью говорил: «Покается, покается». О кающемся же человеке всегда радовался.
В пустыне батюшку сильно беспокоила грыжа, боли не прекращались ни на минуту, но он всё равно не просил помощи у братии, а носил все необходимое для пустынножительства сам, в горах необходимо было иметь запасы. По своей любви к ближнему он не хотел никого обременять своими заботами. Кто просил, брал записочки поминальные и молился о них.