Он летает под аплодисменты

Вот уже три дня она была дома одна. Муж уехал в Москву, взяв с собой Марысю. Правительственное приглашение на празднование десятилетнего юбилея подавления большевистского бунта было получено еще в августе, и тогда же Лидия объявила, что никуда не поедет. Как ни уговаривал ее Збышек, она твердо стояла на своем. Да, ему придется ехать, ведь он глава Крымского отделения самого крупного российского банка, ему по статусу положено представительствовать, но ей – увольте. Она слишком хорошо помнила ужас, который обрушился на них осенью 1917 года. Их свадьба со Збышеком была назначена на декабрь. Он ухаживал за ней уже полгода – вежливо, респектабельно, спокойно. Они познакомились на юбилее банка, в котором служил Збарски: молодой, подающий надежды отпрыск обедневшего польского рода и совсем юная Лидия, недавняя гимназистка, мечтающая выступать на сцене Художественного театра, дочь известного в Москве юриста. Отца Лидии приглашали на юбилей с супругой, но та маялась от сенной лихорадки, и вместо матери туда отправилась Лидия. Збышек влюбился сразу. Сумрачная тяжелая красота Лидии поразила его. Трагический взгляд темных непроницаемых глаз вызывал головокружение. Та приняла его ухаживания благосклонно. Он был ей симпатичен. С ним она чувствовала себя, как с собственным отцом. И вот однажды он пришел, напугав ее нервозностью и встревоженным видом, и сказал, что их банк переводит активы в Париж, поскольку есть сведения, что большевики со дня на день выведут народ на улицы. Государь отправил семью в Ливадию, но сам отказался покидать Зимний дворец. Она охнула и закрыла лицо руками.

– Боже, какой кошмар! Бедный государь! Лучше бы он в феврале отрекся от престола!

Збышек подошел к ней, обнял и поцеловал в волосы.

– Добрая душа! Не волнуйся! Государя непременно защитят. А мы с тобой уедем в Париж или в Берлин – куда захочешь.

Разговор происходил 23 октября, а через день в газетах появились сообщения, что в ночь с 24-го на 25-е были произведены массовые аресты. Главари большевистской шайки Ленин и Троцкий заключены в Петропавловскую крепость и, вероятно, будут казнены. Ужас миновал. Но память о нем осталась.

– Возьми с собой Марысю, – сказала Лидия мужу. – Она ни разу не была в Москве.

Итак, Збышек с Марысей уехали, и Лидия тут же отпустила прислугу. О, благословенное одиночество! Кажется, впервые за много лет она дышала полной грудью. В доме не было никого чужого – несмотря на долгие годы их службы, она так и не отвыкла считать прислугу чужаками. Никто не сковывал ее. Никто не мешал. Если бы ее спросили, чем, собственно, ей мешает прислуга, Лидия не нашлась бы, что ответить. Просто в присутствии слуг она всегда находилась в напряжении, на виду, в состоянии готовности дать отпор. Но теперь!.. Неделя полного покоя. Днем она ездила на студию примерять костюмы к «Анне Карениной», а по вечерам сидела в гостиной в любимом вольтеровском кресле, слушала патефон или гуляла по саду. Приглашение на премьеру нового мюзикла «Сбежавшая кукла» принесли вчера утром, но она и не подумала туда идти. О, нет! Только не это! На этот раз ничто не заставит ее натягивать тесное платье и мазать губы. Ведь она одна. Вот счастье!

Вечер прошел как обычно. Она выпила чаю с сухим печеньем и, кутаясь в старую шерстяную шаль, вышла в сад. Мягкая крымская ночь обняла ее. Она шла по дорожке совершенно бездумно, вдыхая пряные запахи ночных цветов, и глядела на звезды. Как вдруг… Будто стена выросла перед ней – она налетела на что-то каменное. Вскрикнув, отступила.

– Тс-с! Что ж вы опять кричите? – раздался знакомый голос. – Как ни встретимся – вы сразу в крик. Потише, пожалуйста. Вдруг кто-нибудь услышит.

Лидия подняла глаза. Это был он. Тот самый «пират» из городского сада… нет, из театра… нет, со студии. Он стоял, прижимая палец к губам и улыбаясь. У нее перехватило дыхание. Вдруг он заметит ее смятение? Вдруг увидит ее пылающие щеки? Бог весть, что он подумает!

– Никто не услышит. Я одна, – машинально прошептала она в ответ на его последнюю фразу.

– Что вы говорите? – живо переспросил он. – В таком случае я, пожалуй, переночую у вас.

– Что?!

– Ах, боже мой, да не бойтесь вы! Экая вы пугливая! Я прекрасно устроюсь на лавочке.