Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

Между тем я все еще несколько сомневался в правильности нашего подхода и решил посоветоваться с одним физиком (не из нашего Отдела). Он повез меня на Ленинские горы, и там, гуляя, я изложил ему наш план. Он подумал и сказал: "Вы неизбежно должны будете контактировать с «органами», втянетесь в этот контакт и постепенно, незаметно для себя, превратитесь в их агентов, запутаетесь". Он был прав, что такая опасность была, мы это понимали сами и впоследствии все время помнили о ней. Но мы не могли оставить А.Д. одного и вопреки совету решились пойти на осуществление нашего плана. С гордостью за Отдел могу сказать, что это оказалось оправданным. Конечно, мы вынуждены были принимать ограничения, которые время от времени накладывали «органы», но ничего похожего на то, чтобы стать «агентами» не было. Как видно из того, что рассказывает в своей статье В.Л.Гинзбург, в первое время такие опасения были и у самого А.Д., он, например, протестовал против того, что к нему ездят "по указанию КГБ и только отобранные им люди". Как видно из описанного, ни о каком «указании» не могло быть и речи, это была наша инициатива, далеко не безопасная для нас в моральном смысле. Но эти опасности были преодолены благодаря нашему — старших в Отделе — взаимопониманию, полному взаимному доверию, тщательному обсуждению каждого шага. Как известно, в Горький за все время ездило 17 сотрудников Отдела. Мы заявляли дирекции, кого и когда хотим послать в очередную поездку, затем "за сценой" происходило какое-то согласование, и нам, за исключением одного случая с В.Я.Файнбергом (я о нем еще расскажу), давали согласие, либо же предлагали отложить поездку по причинам, иногда понятным нам (во время голодовок А.Д. и сразу после них), иногда совершенно непонятным (например в дни, близкие к 7 ноября или что-нибудь еще в этом роде). Конечно, были случаи, когда наши действия соответствовали целям КГБ (например когда я страстно отговаривал А.Д. от намерения голодать, и это можно было делать в обычных письмах, разумеется, подвергавшихся перлюстрации; см. ниже). Но с этим нельзя было считаться.

С разрешением на первую поездку дело все время тянулось. Оно было внезапно получено, несомненно, потому, что через два дня ожидался приезд в Москву Президента Нью-Йоркской Академии наук Дж. Лейбовица, и ему нужно было сказать, что Сахарову "не так плохо". Директор ФИАНа Н.Г.Басов, улыбаясь, сказал мне: "Вам нужно сегодня же ехать к А.Д.". Но я не мог — был как раз назначен мой доклад на заседании президиума Академии наук. "Ну, тогда должен ехать В.Л.Гинзбург". И Виталий Лазаревич поехал (см. его статью). Так вопрос был решен. Встреча В.Л. с А.Д. была очень радостной для обоих.

Поездки в Горький

Я не буду подробно описывать поездки в Горький. Об этом много пишут другие. Расскажу лишь о некоторых эпизодах, по-моему, представляющих интерес.

Когда я в июне 1980 г. приехал впервые к А.Д., я думал, что он угнетен, и чтобы приободрить его, процитировал двустишие, если не ошибаюсь, Кайсына Кулиева: "Терпение оружие героя,/Коль выбито из рук оружие другое". А.Д. возмутился: "Какое терпение?! Борьба продолжается!". Это отнюдь не был только тот "социальный философ", каким он был в 1968 г., когда впервые выступил на общественно-политической арене. Тогда же он прочитал мне свое известное теперь в разных вариантах ироническое четверостишие: "На лике каменном державы,/ В сиянии всесветной славы/ Вперед идущей без запинки,/ Есть незаметные Щербинки" (так называется район Горького, в котором его поселили). Он был спокоен и бодр, физически еще вполне не плох. Голодовки были еще впереди. Я приехал вместе с нашим сотрудником более молодого поколения, О.К.Калашниковым. Вообще, мы, не обсудив этого специально, решили ездить по двое. Я думаю, здесь было ставшее уже автоматическим понимание того, что «органы» не допустят поездки в одиночку. Ведь по расчетливой психологии «наблюдающих» всегда должен присутствовать третий, способный донести, если в общении с Сахаровым будет допущено что-либо «неподобающее». То, что у сотрудников Отдела может быть иная психологическая установка, вероятно, казалось невозможным. Но можно было и не беспокоиться. Ничего противозаконного не происходило.