Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

Дорогой Боря! Сейчас, как мы считаем, уже нет оснований беспокоиться, состоится ли поездка. Елена Георгиевна 24 октября получила разрешение, добилась продления срока выезда до конца ноября, чтобы побыть со мной.

Я еще немного переживаю непонятливость москвичей, а Елена Георгиевна уже совсем в настоящем и будущем, как и я, в основном. Здоровье у нас примерно в том же состоянии, как последнее время, со скидкой на возраст и особенности последнего полугода. В целом — мы счастливы и возбуждены немного. Спасибо за книги! Я начинаю читать статьи и книги. Большой привет Ларисе от нас обоих. Твой А.Д.С. Привет и целуем всех друзей. Елена Георгиевна.

Рано утром 26 ноября встречаю Елену Георгиевну на Ярославском вокзале. Встречал ее также и знакомый Сахаровых Эмиль Шинберг. Мой первый вопрос: "Зачем вы посылали в мае Ире Кристи эти оптимистические фототелеграммы!" — "Какие телеграммы???" — "Но как же это можно подделать?" — "Они все могут". Не все, наверное, но очень многое. Невозможно представить себе, каким силам противостоял Андрей Дмитриевич в этой беспрецедентной борьбе в горьковской больнице. Его победа воспринималась как чудо, о чем я ему и написал.

"Ты, конечно, понимаешь какое чувство удовлетворения, сделанного дела, испытываю я от „чуда", и ты сам разделяешь эту радость. Сейчас живу сообщениями оттуда. Недавно говорил!!! И волнуюсь" (из новогодней открытки, отправленной из Горького 20 декабря 1985 г.).

Елене Георгиевне предстояла операция на сердце и Андрей Дмитриевич, естественно, очень волновался. К счастью, у него теперь была возможность иногда говорить с ней и детьми в США. Однако тематика этих телефонных разговоров не должна была выходить за рамки бытовых или медицинских вопросов. В противном случае связь сразу прерывалась.

В этот период я много писал Сахарову в Горький обычной почтой; пачка почтовых "уведомлений о вручении" за 1986 год особенно толстая. Главная причина в том, что уведомления стали возвращаться с подписью Андрея Дмитриевича, а когда знаешь, что письма доходят до адресата, то писать легче. От него я получил два больших письма в январе и в марте. В основном, они о науке, но есть и «гражданские» абзацы:

Дорогой Боря! Уже давно мне пора написать тебе письмо в ответ на твои многочисленные и очень интересные и разумно-оптимистические (оптимистический подход толкает на более правильные действия, вообще на действия — а под лежачий камень вода не течет). Один мой литовский знакомый говорил — хорошо жить с надеждой, а ты попробуй жить без надежды. Но сам он, я думаю, все же имел какие-то надежды (он очень сильный и самодисциплинированный человек, в «особых» условиях, вставая за три часа до подъема, сумел изучить в совершенстве 6языков. Время на это у него было). А сейчас вообще его судьба изменилась к лучшему…

Что рукописи не горят — это действительно один из хороших парадоксов века…

Последнее — о пакете с его документами в ответ на мою ремарку, что "рукописи не горят". Андрей Дмитриевич уже знал кое-что от Евгения Львовича, приехавшего к нему (вместе с Е.С.Фрадкиным) 16 декабря 1985 г:

Я узнал некоторые подробности о том, что происходило в Москве во время голодовки, и понял (но не принял) причину исчезновения одного их моих документов[39] (см. [15], с.15).