Я вопросительно кивнула. По телу моему один за другим пробегали горячие импульсы. Скручивались внизу живота одним тугим комком желания, делали чувствительной грудь, заставляли терять саму себя в одном лишь «хочу».
- Смотришь на меня так…
- Как? – новый выдох.
- Так, что меня выкручивает, - невесело усмехнулся он. – Три года назад я пришёл на каток, думал, встану в пару с девчонкой. И всё. Ничего из прошлого. Ничего личного. А эта девчонка…
- А эта девчонка? – опять выдохнула я.
- А эта девчонка… - он резко выпустил мою руку и навис сверху. – Эта девчонка, будь она проклята…
Я приоткрыла губы, собираясь что-нибудь сказать, но так и не сказала. Тронула его живот и тут же почувствовала, как напряглись мышцы. Провела ниже, глядя Тиму прямо в глаза. Ещё ниже и ещё… Шёлковая дорожка волос, желание…
- Мы опоздаем на тренировку, - просипел Тим. Как будто в этих словах ещё оставался какой-то смысл.
- Ну и что, - мой выдох смешался с его. Запах кофе и шоколада. Лёгкий дым…
- Ты ведь понимаешь, что назад дороги нет?
- Ну и что?
- С огнём играешь… - прорычал Тимур, склонившись ниже. В самые губы, покусывая, лаская.
- Ну и что, - укус в ответ. – Девчонка выросла, Тимур. А ты просто идиот…
Глава 40
Оля
- Мне напомнить тебе, что со дня на день мы вылетаем на чемпионат? – осведомился Рудов, когда я, наспех переодевшаяся у себя в комнате, появилась на катке.
Просить прощения смысла не было. Слишком хорошо я понимала значимость каждой упущенной минуты. Значимость, прежде всего, для меня самой. Если у Рудова была возможность заниматься сразу с несколькими спортсменами, вырастить не одно поколение, у меня – нет.
Поджав губы, я отвела взгляд и всё-таки выговорила:
- Простите.
На катке рядом с нами находилось несколько посторонних: один из тренеров младшей группы, двое сотрудников обслуживающего персонала. После стычки с матерью я старалась быть ещё более сдержанной на людях, хотя с каждым днём официальное «Вы» звучало всё более притянуто.
- Где ты была? – не обратив внимания на мою бестолковую попытку сгладить неприятный момент, довольно холодно осведомился он. – И не говори, что у себя. Ты знаешь, вранья я не люблю.
Должна ли я была отвечать ему? Сейчас, накануне одного из важнейших стартов, он имел полное право спросить меня об этом. Я же… Я имела право промолчать. Хотя бы раз. Хотя бы сегодня. Ибо всё, что произошло за последние время между мной и Тимуром, только нас двоих и касалось.
- Не скажу, - только и ответила я, тем более врать мне и самой не хотелось. Да и толку? Выкручиваться, находить оправдания…
Проведённый в Штатах год научил меня многому. Прежде всего, ответственности перед самой собой. Ответственности, которой я пренебрегла, должно быть, первый раз в жизни.
Роман только покачал головой. Взгляда с меня он не сводил, как будто пытался решить, что со мной делать и чего ждать дальше. Вопрос, который интересовал не только его. Чего ждать дальше?
- Будь добра, - продолжил он, - отложи личное хотя бы на ближайшую неделю. Ещё лучше – до конца сезона. – Рудов махнул рукой. – Да что я тебе говорю, как ребёнку? Ты же взрослый человек…
Перехватив мой выразительный взгляд, он замолчал. Не знаю, что заставило меня улыбнуться. Неожиданно нахлынувшее ощущение того, что всё в порядке, что всё идёт своим чередом. Лучше, хуже, но идёт. Скованность, не покидавшая меня с момента прилёта в Москву, рассеялась, как лёгкий туман под лучами солнца. Как будто до этого она незримо, совсем незаметно жила внутри, а теперь вдруг исчезла бесследно.
- Пап, - тихо сказала я и качнула головой. – Я ведь действительно взрослый человек.
Моё «пап» прозвучало так просто, что не вызвало у нас неловкости. Только уголок губ Рудова чуть заметно дрогнул в усмешке.
- Думаешь, стоит назвать меня папой и всё? – он, вроде бы, продолжал говорить строго, сдержанно, но глаза выдавали его. Оба мы понимали, что значит для меня назвать его отцом и не просто тет-а-тет, а здесь, на катке, когда в любой момент кто-то может совсем не вовремя оказаться рядом.
- Я надеялась на это, - улыбнулась. Но тут же улыбка моя исчезла, и я проговорила очень серьёзно: - Только не подгоняй меня, ладно? Ты правильно сказал про личное – это потом. И наше с тобой личное тоже.
- Да, - согласился он и указал мне на лёд. – Сегодня Павла не будет. У него физиопроцедуры. Но тебе стоит поработать над прыжками, сама знаешь.
- Знаю, - ответила я, обернувшись к катку. Ещё раз посмотрела на отца и начала разминаться прямо возле бортика. Времени на зал уже не было. Заметила, как Рудов разговаривает с Машей, после – её полный интереса взгляд, направленный на меня, и жестом дала понять, что всё потом. Потом, может быть.
- Что случилось? – спросила Маша, стоило мне выехать на лёд. - Я пыталась до тебя дозвониться, но твой телефон недоступен.
- Я его выключила, - просто сказала я.
- Зачем?
- Не хотела, чтобы мне мешали, - я неспешно поехала вперёд, давая себе почувствовать лёд. Его холодная твёрдость под лезвиями коньков была для меня столь же привычной, как и обычный асфальт, как шёлк травы под босыми ступнями.