Он не ангел

Тело женщины уже было прикрыто одеялом, они постарались сделать это как можно тщательнее, учитывая то, что она оказалась пришпилена к сиденью деревом, прошившим ей грудь. Картина – жуть. Только не надо принимать это близко к сердцу, подумал доктор, но знал, что подобное не забывается. Доктору очень не хотелось возвращаться к изуродованному телу, но, черт возьми, он уже третий раз слышал этот звук, раздававшийся с того места, где лежала женщина. Точно.

Он встал и наклонился поближе к обломкам, напряг слух. Да, вот оно. Снова… и вдруг увидел, что одеяло шевелится, будто при вдохе засасываясь в рот и распрямляясь при выдохе.

Он застыл словно пораженный громом. Два невероятно долгих мгновения он не мог пошевелиться.

– Черт! – выпалил он и сорвал одеяло с лица женщины, когда снова обрел способность говорить и двигаться.

– Что там? – Испуганный напарник вскочил на ноги.

Невероятно. Просто фантастика какая-то. Врач прижал пальцы к шее женщины, нащупывая пульс. Пульс был, хотя он мог бы поклясться жизнью, что всего несколько минут назад его не было. Теперь под пальцами, пусть слабое и учащенное, но ощущалось биение жизни.

– Она жива! – завопил он. – Господи! Тащи сюда топор! Тут живой человек!

Глава 18

Она то приходила в сознание, то отключалась. Но предпочитала второе. Потому что тогда не чувствовала боли. А боль была зверская, от которой нет спасения. Временами, когда действие наркотиков начинало ослабевать или, напротив, набирало силу, боль становилась терпимой, сознание прояснялось и до нее доходило, что это цена, которую она платит за второй шанс. Ничто не напоминало волшебное исцеление и легкое возвращение в мир живых. Приходилось брать волю в кулак и мужественно переносить страдания, хотя никакого мужества не было и в помине.

Все, что она совершала в своей жизни, шаг за шагом неуклонно вело на то пустынное шоссе, где произошла эта страшная катастрофа. Там оборвалась ее жизнь. Но ее вернули назад, заставив претерпеть все муки возвращения.

Отчетливо, в мельчайших подробностях, она помнила, что произошло с ней после смерти. Даже наркотики не могли вытравить из ее сознания этих воспоминаний. Гораздо более туманной ей казалась реальность. Иногда она слышала разговор медсестер, когда те заходили в ее реанимационную палату. Их слова проникали в ее голову и тут же покидали ее, лишь изредка обретая смысл, но чаще оставаясь пустым звуком. Однако, уловив что-то, она чувствовала отстраненное удивление: в ее груди застряло дерево? Чушь какая. Ведь она рассматривала себя. И неужели не увидела бы это? Она плохо помнила события, предшествующие катастрофе, и все, что произошло сразу после нее. Хотя, если ее проткнуло деревом, это, конечно, все объясняет. Тогда понятно, отчего эта невыразимая боль в груди разливается по всему телу, проникая в каждую клетку. Она не различала ни дня, ни ночи и по большей части не осознавала ничего, кроме больничной койки, к которой была прикована, и этой Суки Боли, с которой вела непрестанную борьбу.

Медсестры разговаривали с ней все время, снова и снова пытаясь объяснить, что с ней произошло, что и зачем они делают. Но все это ей было безразлично, лишь бы кололи наркотики, державшие эту Суку Боль на привязи. Наконец хирург распорядился уменьшить дозу. Ну конечно, ему-то что, это же не его мучает боль и не он лежит с рассеченной надвое грудной клеткой. Пациент не он. Он тот, кто орудует пилой и скальпелем. Она смутно представляла себе, кто из подходивших к ней врачей хирург, но заготовила для него несколько крепких словечек, как только в голове стало проясняться. Ну разрезал надвое грудную клетку, но зачем урезать вдвое наркотики? Одно слово мерзавец.

Если все, что ей сейчас приходилось видеть и переживать, имело целью сделать ее мягкой и терпеливой, то она, можно считать, это испытание провалила. Мягкой и терпеливой ей никак не удавалось стать. Она чувствовала себя человеком, которому раскроили грудную клетку и, вытащив оттуда сердце, стали пинать его наподобие футбольного мяча.

Без полноценной дозы наркотика они с этой Сукой Болью стали неразлучны. Первое время она ни о чем другом не могла думать, кроме как о ней, о том, как бы протянуть следующий час. К этому времени медсестры уже по два раза в день начали для тренировки вытаскивать ее из постели и сажать на стул. Можно подумать, нельзя отрегулировать больничную койку, чтобы принять сидячее положение, ведь любое движение ей причиняет нестерпимую боль. Казалось бы, ну что им стоит – нажал кнопку – и готово дело, верхняя часть кровати тут же поднимется. Зато она может лежать себе спокойно, покачиваясь, словно на волнах.