Он не ангел

— Если не прекратите, она все узнает. — Почувствовав внезапное раздражение, она натянула на себя простыню, словно хотела отгородиться от него. — Не любите ее — разведитесь, а пока с ней живете, держите ширинку на замке. Уж пора бы вам остепениться.

— Что?.. Что? — третий раз повторил он одно и то же слово, как рыбка гуппи, то открывая, то закрывая рот.

— Ну, теперь верите? — Она сердито посмотрела на него. Ей ужасно хотелось повернуться к нему спиной, но об этом не могло быть и речи. Поэтому она лишь прищурилась на него с вызовом, точно ожидая с его стороны опровержения, хотя скорее всего он пошлет ее куда подальше.

Она видела, как он пытался сдержаться. Хирургу было лет пятьдесят с небольшим. Всю свою сознательную жизнь он двигал науку и совершенствовался в своем деле, спасая жизнь другим. Как и большинство его собратьев по профессии, он обладал здоровым (то есть непомерным) самолюбием, без которого добиться успеха на выбранном им поприще невозможно. В общем, он привык к роли главного. А тут вдруг какая-то дамочка, к слову, обязанная ему жизнью и задолжавшая кругленькую сумму, начинает его отчитывать. Смириться с этим оказалось не просто.

Он уже собрался ответить ей какой-то резкостью, и она, увидев это, нахмурилась еще больше.

— Не сомневайтесь только потому, что я не видела туннеля. Некоторым, наверное, это удается, но не мне. Меня проткнуло деревом… не большим, конечно, но все же… и я ушла быстро. Ну, не судить же меня за это.

Он, снова скрестив руки на груди, перекатился с мыска на пятки — мужчина, не намеренный сдаваться без боя.

— Если вы в самом деле пережили предсмертный опыт, то должны пребывать в благостном расположении.

— Я пережила не предсмертный опыт, я пережила смерть. Я умерла, — равнодушно сказала она. — Но мне дали второй шанс. И насколько мне известно, из этого вовсе не следует, что я должна притворяться и изображать хорошее настроение. Если вас интересует, что я помню, пожалуйста: я помню, как, воспарив, смотрела с высоты на землю и видела парня, рывшегося в моей сумке. Это он украл мой лэптоп. А мои деньги целы?

Мысли врача были для нее открытой книгой, даже сейчас, когда он пытался контролировать выражение лица. Его потрясение по крайней мере у нее не вызывало сомнений.

— В вашем кошельке, кажется, обнаружилась значительная сумма, но никаких документов, удостоверявших личность, а также кредиток не нашли.

Кредиток и не было, правда, об этом она умолчала. Стало быть, пропали только документы? Странно. Зачем он взял их, оставив деньги?

— Техпаспорта в вашей машине тоже не было. Детектив Эрронс, полагаю, захочет обсудить это с вами.

Обязательно — так же как и фальшивые номера. Но не все сразу — отмахнулась она от этой проблемы.

— Если деньги в сохранности, пусть они пойдут на оплату больничного счета. Ведь здесь у вас не бесплатно.

— Ничего, меня не беспокоит…

— Вас, может, и нет, а вот больницу — очень беспокоит.

— Раз уж вы так разговорились, не скажете ли, как вас зовут?

— Энди, — не задумываясь ответила она. — А вас?

— Трэвис. А ваша фамилия?

Она всегда соображала быстро, на ходу, но теперь вдруг растерялась и ничего не могла придумать. Ничего, абсолютно ничего не приходило ей в голову. Она хмуро посмотрела на доктора.

— Я думаю, — наконец объяснила она.

Хирург чуть сдвинул брови:

— Не помните?

— Ну конечно же, помню. Дайте еще минуту подумать. — Считая ее мертвой, Рафаэль не станет отслеживать женщину с ее именем. Однако для пущей верности все же лучше взять другое имя. Упустит ли она второй шанс, если солжет во имя своего спасения? Быть может, лгать нехорошо, если это кому-то во вред, но в противном случае это не так уж скверно.

«Эх, надо было спросить их там, как поступать в подобных случаях».

— Энди, — повторила она, призывая на помощь вдохновение.

— Это вы уже сказали. Энди — сокращенное от Андреа?

— Да. — Что еще она могла сказать? Она не могла вспомнить ни одного другого женского имени, от которого можно было бы образовать сокращенное Энди. Называть фамилию Баттс она ни в коем случае не собиралась. В конце концов она, сдавшись, пожала плечами: — Может, завтра.

Вытащив ручку, врач стал что-то записывать в ее истории болезни.

А она тут же переключилась на другое.

— Вы не думайте, я в своем уме, — с досадой обратилась она к нему. — Это все из-за вас, из-за ваших наркотиков — они притупляют ум, но не боль. Вы не задумывались, каково это, когда твою грудную клетку распиливают, а потом тискают в руках твое сердце? Нет? У меня в теле скобки. Я уже чувствую себя папкой-скоросшивателем, столько во мне этих самых скобок. А вы что? Уменьшаете мне дозу обезболивающих. Вам, право, должно быть стыдно.

Она так же внезапно, как начала, умолкла. Никогда еще и ни на кого она так не срывалась. Ее губы растянулись в улыбке, и она «включила» свое обаяние. С чего это она вдруг превращается в стерву? Однако она замолчала, не только устыдившись, а еще и потому, что доктор смеялся. Он смеялся.

Пожалуй, с ним можно найти общий язык.

— Присядьте, — пригласила она, — и я вам расскажу о лучшем из миров.

* * *